Месть сыновей викинга - [24]
Я растерянно смотрел на улыбку, появившуюся на тонких губах. Его забавляло мое замешательство.
– Рагнар Лодброк не пропускал ни одной женщины, оказавшейся поблизости, об этом сложено много занятных историй. Погоди, Рольф Дерзец.
Ощущая на одном плече легкую руку Хастейна, а на втором тяжелую пятерню Бьёрна, я наблюдал за приближением Ивара Бескостного. На его рыжебородом лице светилась широкая открытая улыбка. По ликованию воинов и реакции Сигурда Змееглазого я понял, что Ивар Бескостный – настоящий глава армии. Он не только держался с большим достоинством. Во взгляде его кристально-синих глаз угадывался острый ум, с которым мне вскоре суждено было познакомиться ближе. Когда встретились два ярла, Сигурд Змееглазый протянул свой меч рукояткой вперед.
– Вы пришли как раз вовремя, – сказал он. – Мы прождали вас гораздо дольше, чем было оговорено.
– Сожалею, – ответил Ивар, тем же жестом выставив вперед свой меч в знак доброжелательности. – Мы задержались в пути.
– Но вам с королем саксов удалось прийти к соглашению?
– В некотором роде. Мы встретимся с ними здесь же послезавтра. Саксы должны доставить нам отца.
– Отца? – переспросил Сигурд Змееглазый и стушевался. – Ты имеешь в виду, его тело?
Лицо Ивара Бескостного исказилось гримасой досады, обнажив его истинные эмоции, но он тут же поспешил улыбнуться.
– Если он действительно мертв, – уточнил он, предпочтя не вдаваться в подробности. Он привстал в седле и, повысив голос до бодрого крика, обратился к собравшимся на валу:
– И тогда мы все вместе отомстим за Рагнара Лодброка! Что скажете?
Многочисленные воины заревели и застучали мечами и топорами по щитам в громогласном приветствии.
Осень 861 года
Лес – мой дом. И потому я испытываю глубокое потрясение, когда он становится источником моих неприятностей.
Сколько себя помню, я всегда комфортно чувствовал себя под кронами деревьев. Я редко бываю на поляне в хижине, где вырос, и где мы с матерью живем. Я с радостью подчиняюсь, когда мама, ожидая чьего-нибудь визита, просит меня отправиться в лес – не важно, ждет ли она мужчину, готового щедро одарить ее за несколько часов, проведенных в ее постели, или женщину из селения, желающую исцелиться от какого-то недуга. Жители Тевринтона меня совершенно не интересуют. Я избегаю их. Мы с ними даже говорим на разных языках.
Зато я прекрасно владею языком животных. С ними общаться гораздо проще, чем с людьми, у которых на уме вечно невысказанные смыслы, подразумеваемые правила и скрытые намерения. Мои товарищи по играм – волчата, с ними я бегаю по лесу наперегонки. Я следую за этой стаей уже много лет и знаю всех ее членов.
Однажды я попробовал молоко крупной волчицы, окрещенной мною Хроу по звуку, который она издает, когда ей хорошо. Когда я кончиком носа искал сосок у нее на брюхе, мое обоняние потряс резкий запах земли и мускуса, исходивший от ее шкуры. Когда я наконец нащупал небольшой бугорок и принялся сосать горьковатое молоко, Хроу зарычала, непривычная к прикосновению человечьих зубов. В конце концов она меня укусила. Рана оказалась неглубокой, и я знал, что укус не был проявлением неприязни с ее стороны.
Для нее я не был ребенком, ведь мне было почти столько же лет, сколько ей самой.
В тот момент, когда лес оказался для меня враждебным и моя жизнь круто изменилась, мне было десять лет.
Я иду домой после совместной с волками охоты на зайца. Я еще чувствую вкус свежей соленой крови во рту. Мои босые ноги шелестят по высокой траве, которой поросла поляна. Передо мной уже выросла покрытая соломой крыша хижины. Вдруг у меня под ногами изворачивается что-то длинное. Я ощущаю острую боль в лодыжке, и в тот же миг вся нога начинает гудеть, словно под кожей ползают сотни муравьев.
Услышав мой вскрик, мать выходит на порог хижины. Она видит, как я падаю, а затем, покачиваясь, силюсь встать. Она рукой прикрывает глаза от солнца.
У моей матери длинное узкое лицо с мягкими губами и серо-голубыми глазами, обрамленное непослушными кудрявыми светлыми волосами по плечи. Волосы у нее никогда не отрастали длиннее, так как она подстригала их, как только они начинали доставлять неудобство. Она красивая, хотя я об этом не думаю, и я очень люблю ее, хотя мне никогда не приходит в голову сказать ей об этом. Она опирается на дверной косяк и смеется, видя мои попытки устоять на ногах. Она думает, что я дурачусь.
Лишь когда меня начинает безудержно рвать, она понимает серьезность происходящего. К этому моменту ступня так сильно распухла и стала настолько чувствительной, что я не мог наступить на ногу. Отек стремительно распространяется вверх. На коже вокруг змеиного укуса образуются волдыри. Когда мама подбегает ко мне, я уже насквозь мокрый от пота. Она несет меня к хижине, я задыхаюсь. К счастью, матери хватает присутствия духа выдернуть из крыши соломинку и вставить ее мне в горло. В противном случае я вряд ли бы выжил, так как мой язык увеличился и вскоре стал таким огромным, что уже не помещался во рту. Я принимаюсь со свистом жадно вдыхать воздух через соломинку. Лишь спустя двое суток отек начал спадать. Все это мать рассказала мне позже. Все эти дни я был без сознания.
Книга Томаса Мартина – попытка по-новому взглянуть на историю Древней Греции, вдохновленная многочисленными вопросами студентов и читателей. В центре внимания – архаическая и классическая эпохи, когда возникла и сформировалась демократия, невиданный доселе режим власти; когда греки расселились по всему Средиземноморью и, освоив достижения народов Ближнего Востока, создавали свою уникальную культуру. Историк рассматривает политическое и социальное устройство Спарты и Афин как два разных направления в развитии греческого полиса, показывая, как их столкновение в Пелопоннесской войне предопределило последовавший вскоре кризис городов-государств и привело к тому, что Греция утратила независимость.
Судьба румынского золотого запаса, драгоценностей королевы Марии, исторических раритетов и художественных произведений, вывезенных в Россию более ста лет назад, относится к числу проблем, отягощающих в наши дни взаимоотношения двух стран. Тем не менее, до сих пор в российской историографии нет ни одного монографического исследования, посвященного этой теме. Задача данной работы – на базе новых архивных документов восполнить указанный пробел. В работе рассмотрены причины и обстоятельства эвакуации национальных ценностей в Москву, вскрыта тесная взаимосвязь проблемы «румынского золота» с оккупацией румынскими войсками Бессарабии в начале 1918 г., показаны перемещение золотого запаса в годы Гражданской войны по территории России, обсуждение статуса Бессарабии и вопроса о «румынском золоте» на международных конференциях межвоенного периода.
Одно из самых страшных слов европейского Средневековья – инквизиция. Особый церковный суд католической церкви, созданный в 1215 г. папой Иннокентием III с целью «обнаружения, наказания и предотвращения ересей». Первыми объектами его внимания стали альбигойцы и их сторонники. Деятельность ранней инквизиции развертывалась на фоне крестовых походов, феодальных и религиозных войн, непростого становления европейской цивилизации. Погрузитесь в высокое Средневековье – бурное и опасное!
В дневнике и письмах К. М. Остапенко – офицера-артиллериста Терского казачьего войска – рассказывается о последних неделях обороны Крыма, эвакуации из Феодосии и последующих 9 месяцах жизни на о. Лемнос. Эти документы позволяют читателю прикоснуться к повседневным реалиям самого первого периода эмигрантской жизни той части казачества, которая осенью 1920 г. была вынуждена покинуть родину. Уникальная особенность этих текстов в том, что они описывают «Лемносское сидение» Терско-Астраханского полка, почти неизвестное по другим источникам.
Любимое обвинение антикоммунистов — расстрелянная большевиками царская семья. Наша вольная интерпретация тех и некоторых других событий. Почему это произошло? Могло ли всё быть по-другому? Могли ли кого-то из Романовых спасти от расстрела? Кто и почему мог бы это сделать? И какова была бы их дальнейшая судьба? Примечание от авторов: Работа — чистое хулиганство, и мы отдаём себе в этом отчёт. Имеют место быть множественные допущения, притягивание за уши, переписывание реальных событий, но поскольку повествование так и так — альтернативная история, кашу маслом уже не испортить.
Интеллектуальное наследие диссидентов советского периода до сих пор должным образом не осмыслено и не оценено, хотя их опыт в текущей политической реальности более чем актуален. Предлагаемый энциклопедический проект впервые дает совокупное представление о том, насколько значимой была роль инакомыслящих в борьбе с тоталитарной системой, о масштабах и широте спектра политических практик и методов ненасильственного сопротивления в СССР и других странах социалистического лагеря. В это издание вошли биографии 160 активных участников независимой гражданской, политической, интеллектуальной и религиозной жизни в Восточной Европе 1950–1980‐х.