Месть сыновей викинга - [13]
– А тебя не проведешь, Рольф Дерзец. И память у тебя, что надо.
Хастейн начал закрывать дверь. Я просунул ногу в щель.
– Молодая женщина из селения оказалась девственницей?
Он нахмурил светлые брови и откинул назад челку.
– Видимо. – Он с досадой пожал плечами. – По крайней мере Сигурд не позволил мне с ней развлечься.
– Но она еще жива?
– Еще как жива. Но Ильва пасет ее, словно медведица медвежонка.
– А что ее ждет дальше?
Внезапно лицо Хастейна покраснело, но явно не от злости. Я тщетно пытался уловить причину этой перемены.
– Это… это тебя не касается, – буркнул он, захлопнул дверь и щелкнул задвижкой.
Я сидел в темнице, провонявшей моими испражнениями, и размышлял над рассказом Хастейна и над тем, о чем он умолчал.
Шум лагеря, жизнь которого я наблюдал через дырку от выпавшего сучка, путал мои мысли.
По утрам скандинавы оттачивали свое боевое искусство на открытой площадке в восточной части лагеря. Их упражнения сопровождались громким ревом и лязгом мечей и топоров. После обеда они проводили время за игрой в мяч и рукопашной борьбой. А на закате выкатывались и вскрывались бочки с пивом, так что вечер неизменно завершался всеобщей попойкой. Бородачи любым делом занимались энергично, демонстрируя завидное жизнелюбие, что коренным образом отличалось от свойственной сельским жителям вялости и еще больше контрастировало с нарочитым благочестием монахов. Скандинавы были сильными независимыми людьми, которые жили и веселились так необузданно, что это одновременно пугало и завораживало. В то же время было ясно, что каждый знает свое место и ревностно оберегает личное достоинство. Ярлы и знатные люди прямиком шагали по дощатому настилу, не думая никому уступать, в то время как слуга всегда пропускал кряжистого свободного человека, который, в свою очередь, отступал, встретив на дорожке вооруженного воина. Постепенно у меня возникло лишь отчасти осознаваемое желание стать таким же, как они.
Я шел за своими мыслями, которые неизменно приводили меня ко второму человеку, пережившему набег на Тевринтон. Прелестная красавица Белла была старше меня на пару лет. Я не был единственным, кто втайне страстно желал ее. Когда она, выпрямив спину, несла через деревню пару ведер с водой на отцовскую кузницу, все поворачивали головы ей вслед. В качестве иллюстрации того, что физическая красота – не пустое место в этом мире, можно упомянуть, что девушка была помолвлена с сыном олдермена – обычно дочь кузнеца не смела и надеяться на столь выгодную партию.
Я вспомнил, как однажды видел ее обнаженной. С тех пор миновал всего месяц, но казалось, что за это время прошла целая жизнь. Я стоял, прижавшись лицом к плетеной ивовой изгороди вокруг дома кузнеца, и подглядывал в трещину в глиняной штукатурке. Грубые руки девушкиной тетки окунали губку в корыто, из которого шел пар, и омывали хрупкие позвонки племянницы, четко обозначившиеся под бледной кожей. Меня охватила волна жара, когда Белла поднялась в ванне, чтобы обтереться. Ее темные волосы прилипли к блестящей спине, почти достигая маленькой тугой попки. Тонкие пальцы скользнули по вздернутым соскам. Руки, продолжая ловко орудовать полотенцем, устремились к плоскому животу, коснулись темного пушка на лобке и замерли на упругих бедрах…
Я услышал в темноте собственное тяжелое дыхание.
В глубине души я сознавал, что занимаюсь греховным делом, даже не одним, а сразу несколькими. И все же был не в силах оторвать руку от твердого бугорка, выросшего у меня в паху. Воспоминание об обнаженном девичьем теле сверкало во мне, кровь пульсировала в висках, приливала к моему детородному органу. Я развязал пояс, чтобы быстрее освободиться от напряжения, как вдруг металлический лязг заставил меня вздрогнуть. Задвижка на двери открылась.
В низком проеме возникла широкоплечая фигура – она сидела на корточках на фоне звездного неба. Я не узнал Ильву, пока во тьме не прозвучал ее светлый голос:
– Иди за мной, сакс, – сказала она, – если хочешь обрести свободу.
7
Мы с Ильвой пробрались за передний ряд палаток и, удостоверившись, что сумеем незамеченными преодолеть насыпь, опоясывающую лагерь, спустились вниз; петляя, побежали через пустошь. Когда мы оказались на приличном расстоянии от лагеря, она затащила меня в кусты, схватила за куртку и приставила длинный нож к моей шее. Я давно понял, чего она хочет.
– Я покажу тебе путь к монастырю Святого Кутберта, – сразу сказал я. – И я хочу попросить лишь две вещи взамен. Во-первых, пообещай мне, что не станешь убивать монахов.
Угроза, которую она собиралась мне озвучить, застряла у нее в горле.
– Оставить в живых монахов? – воскликнула она. – Но почему?
– Можешь помять их, если хочешь, – продолжал я, – но никто из них не должен погибнуть. А к одному из них вообще не прикасайся.
– Неужели это твой друг?
Вообще-то брат Ярвис не был монахом в полном смысле слова, скорее монастырским служкой. Я решил не объяснять Ильве разницу, и хотя слово «дружба» лишь в малой степени соответствовало отношениям, связывающим меня с Ярвисом, я кивнул. Она проворчала что-то в темноту.
– Договорились. Но ты сам объяснишь это моей дружине.
Книга Томаса Мартина – попытка по-новому взглянуть на историю Древней Греции, вдохновленная многочисленными вопросами студентов и читателей. В центре внимания – архаическая и классическая эпохи, когда возникла и сформировалась демократия, невиданный доселе режим власти; когда греки расселились по всему Средиземноморью и, освоив достижения народов Ближнего Востока, создавали свою уникальную культуру. Историк рассматривает политическое и социальное устройство Спарты и Афин как два разных направления в развитии греческого полиса, показывая, как их столкновение в Пелопоннесской войне предопределило последовавший вскоре кризис городов-государств и привело к тому, что Греция утратила независимость.
Судьба румынского золотого запаса, драгоценностей королевы Марии, исторических раритетов и художественных произведений, вывезенных в Россию более ста лет назад, относится к числу проблем, отягощающих в наши дни взаимоотношения двух стран. Тем не менее, до сих пор в российской историографии нет ни одного монографического исследования, посвященного этой теме. Задача данной работы – на базе новых архивных документов восполнить указанный пробел. В работе рассмотрены причины и обстоятельства эвакуации национальных ценностей в Москву, вскрыта тесная взаимосвязь проблемы «румынского золота» с оккупацией румынскими войсками Бессарабии в начале 1918 г., показаны перемещение золотого запаса в годы Гражданской войны по территории России, обсуждение статуса Бессарабии и вопроса о «румынском золоте» на международных конференциях межвоенного периода.
Одно из самых страшных слов европейского Средневековья – инквизиция. Особый церковный суд католической церкви, созданный в 1215 г. папой Иннокентием III с целью «обнаружения, наказания и предотвращения ересей». Первыми объектами его внимания стали альбигойцы и их сторонники. Деятельность ранней инквизиции развертывалась на фоне крестовых походов, феодальных и религиозных войн, непростого становления европейской цивилизации. Погрузитесь в высокое Средневековье – бурное и опасное!
В дневнике и письмах К. М. Остапенко – офицера-артиллериста Терского казачьего войска – рассказывается о последних неделях обороны Крыма, эвакуации из Феодосии и последующих 9 месяцах жизни на о. Лемнос. Эти документы позволяют читателю прикоснуться к повседневным реалиям самого первого периода эмигрантской жизни той части казачества, которая осенью 1920 г. была вынуждена покинуть родину. Уникальная особенность этих текстов в том, что они описывают «Лемносское сидение» Терско-Астраханского полка, почти неизвестное по другим источникам.
Любимое обвинение антикоммунистов — расстрелянная большевиками царская семья. Наша вольная интерпретация тех и некоторых других событий. Почему это произошло? Могло ли всё быть по-другому? Могли ли кого-то из Романовых спасти от расстрела? Кто и почему мог бы это сделать? И какова была бы их дальнейшая судьба? Примечание от авторов: Работа — чистое хулиганство, и мы отдаём себе в этом отчёт. Имеют место быть множественные допущения, притягивание за уши, переписывание реальных событий, но поскольку повествование так и так — альтернативная история, кашу маслом уже не испортить.
Интеллектуальное наследие диссидентов советского периода до сих пор должным образом не осмыслено и не оценено, хотя их опыт в текущей политической реальности более чем актуален. Предлагаемый энциклопедический проект впервые дает совокупное представление о том, насколько значимой была роль инакомыслящих в борьбе с тоталитарной системой, о масштабах и широте спектра политических практик и методов ненасильственного сопротивления в СССР и других странах социалистического лагеря. В это издание вошли биографии 160 активных участников независимой гражданской, политической, интеллектуальной и религиозной жизни в Восточной Европе 1950–1980‐х.