Месть Розы - [55]

Эсберн Снар озвучил свои собственные страхи, связанные с особенностями местности.

– Похоже на страну троллей, – сказал он. – Неужели я проделал весь этот путь только для того, чтобы попользоваться гостеприимством Тролльхейма? Какая ирония судьбы!

– Если бы мы принялись размышлять здесь над особенностями каждой конкретной судьбы, – прервал его Гейнор, – то провели бы на этом утесе вечность. При том, что двое из нас бессмертны, это могло бы стать чрезвычайно утомительным. Я тебя прошу, Эсберн Снар, прекратить все скорбные плачи по собственной измученной душе.

Седой лоцман нахмурился. Возможно, он был слегка удивлен этим обвинением, которое в большей мере было применимо к самому обвинителю. Но Гейнор не желал в этом признаваться. Из всей этой разнородной компании он, казалось, единственный не желал распространять на других снисходительность, столь нужную ему самому, снисходительность, несущую в себе черты блистательной справедливости Космического Равновесия, в которой ему давно уже было отказано. Он, казалось, все больше проникался страхом и нетерпением; возможно, причина этого заключалась в том, что у него были тайны, недоступные его спутникам, – знание о свойствах этой земли и ее обитателей. Он погрузился в молчание и больше не говорил с ними, пока бескомпромиссная твердость мрамора не сменилась землей, а потом и травой и нагорье не стало опускаться в удивительно привлекательную долину. Здесь текла река, а холмы густо поросли хвойным лесом. Но никаких следов жилья они не видели, а воздух становился все холоднее по мере того, как они спускались по склонам в долину. Наконец им пришлось натянуть на себя дополнительную одежду, которая была у них с собой.

Только Эсберн Снар не пожелал надевать на себя то, что было у него в свертке. Напротив, он лишь крепче прижал сверток к груди, словно защищая его от покушений. И снова Элрик испытал сочувствие к этому седому человеку, который сегодня потерял последнюю надежду.

В ту ночь они остановились в сосновой рощице, развели огромный костер, который ревел в холодном воздухе. Почти неожиданно в ясном зимнем небе появилась луна – огромная, серебристая, она образовывала тени среди деревьев, резко контрастирующие с прыгающими неспокойными тенями, образованными пламенем костра.

Скоро костер, подкармливаемый сухими ветками, заполыхал таким жаром, что Элрик, Чарион и Уэлдрейк вынуждены были отодвинуться подальше, чтобы их не поджарило, пока они будут спать. Только Эсберн Снар и Гейнор Проклятый остались вблизи огня – печальный седой человек и принц из мира не живых и не мертвых, два обреченных бессмертных, пытающихся отогреть свои души ото льда вечной ночи, существа, которые предпочли бы огонь Ада их нынешним страданиям. Оба они стремились к другой реальности – к той, что была когда-то известна им, где они не знали боли, где мужчины и женщины редко поддавались искушению пожертвовать спокойствием души ради дешевых сокровищ, ради преходящих радостей, обещанных темными силами.

Что за чудо чудес – крыльев бабочки блеск!

Вся щедрость природы – в цветении роз, —

сказала Чарион, словно прочтя мысли Элрика. – Вы знаете эти строки, господин Уэлдрейк?

Поэт признал, что они не входят в его репертуар. Он оценил размер. Подумал, что, возможно, это не лучший выбор для выражения подобных чувств.

– Я, пожалуй, посплю, – сказала она не без нотки сожаления в голосе.

– Сон – идеальная тема моих собственных сочинений, – сказал Уэлдрейк. – Есть сонет Дэниела, посвященный этому предмету, он превосходен. По крайней мере, с академической точки зрения.

Сон-чародей, сын соболиной Ночи,

Брат Смерти, что рожден во тьме ночной,

Верни мне радость и сомкни мне очи,

Заботы скрой за темной пеленой,

Чтоб мне хватило времени и строчек

Отпеть крушенье юности былой.

Он читал эти стихи, а холодный ветерок тем временем шумел в ветвях деревьев, и скоро похрапывание Уэлдрейка тихо и ненавязчиво слилось с храпом остальных.

С рассветом выпал снег. Большинство путников дрожали от холода и кляли злосчастную судьбу, лишь один Эсберн Снар, широко открыв рот, вдыхал морозный воздух, облизывал губы, чтобы почувствовать вкус снега, а походка его стала энергичной, пружинистой. Седовласый лоцман занялся приготовлением еды. Но ссора словно витала в воздухе.

– Ты что, забыла наш договор?!вдруг воскликнул Гейнор. – Договор, который сама же и предложила?

– Но договор больше не действует. Я выполнила обещания. Теперь я снова свободна. Я привела тебя сюда, ищи здесь своих трех сестер, но уже без моей помощи!

– У нас одни и те же интересы! Глупо было бы разделиться сейчас! – Принц Гейнор положил руку на эфес своего меча, но гордость не позволила ему вытащить меч из ножен. До настоящего момента он полагал, что его внутренней силы достаточно, чтобы убедить ее, и это было видно по всем его движениям, по его разочарованному тону. – Твоя семья найдет сестер. Они должны это сделать. Мы ищем одно и то же!

– Нет, – сказала Чарион. – Я не знаю, по каким причинам – я их не чувствую, – но сестры направились в одну сторону, а мой дядя в другую. И я должна идти за моим дядей!