Месть розы - [5]
Жуглет склонился над ней и почти пропел хрипловатым тенором:
— Ты осуждаешь их? Будь я богатым мужчиной, я бы тоже остался неравнодушен к твоим прелестям.
Линор это заявление явно доставило удовольствие.
— Не забывайся, дружище, — сказал Виллем, но лишь потому, что таков был его долг.
— Конечно, тебе в жизни не выдать меня замуж, если пройдет слух, что какой-то бродячий музыкант увивался вокруг меня, — улыбнулась Линор.
Они с Жуглетом начали спускаться по ступеням, белая ручка в смуглой руке.
— Я всего лишь пытаюсь помочь, дружище, — заверил Виллема Жуглет. — Я обучался искусству обольщения при самых выдающихся дворах Европы. Как твоя сестра овладеет женскими хитростями, не имея поклонника, чтобы практиковаться в искусстве флирта?
— Вот уж чего ей можно не опасаться, так это отсутствия поклонников, — с улыбкой бесконечного терпения ответил Виллем. — Другое дело, что с некоторыми из них могут возникнуть проблемы.
— Во всяком случае, вряд ли наши беседы можно считать флиртом, пока голос у моего кавалера не начнет ломаться, — поддразнила Жуглета Линор.
Виллем помешал Жуглету запротестовать.
— Осторожнее, Линор. На прошлой неделе за шахматами я спросил его, не евнух ли он, и едва не остался с расквашенным носом.
— А ты подбил мне глаз — вон какой синяк, — с необъяснимым восхищением в голосе воскликнул Жуглет.
— А ты ударил меня коленом, и пришлось скрутить тебя.
— Ну, по крайней мере, ты-то точно не евнух.
Жуглет хлопнул Виллема по плечу.
Почувствовав близость Жуглета, сокол издал хныкающий звук. Музыкант отпрянул. Кокетливым жестом Линор взяла из рук грума украшенные кисточками поводья своего коня.
— Жуглет, ты когда-нибудь охотился прежде? Похоже, ты боишься соколов. Забавно.
— Линор, не груби, — сказал Виллем.
— Это такой изящный женский способ выказать свое расположение, поэтому ее уколы лишь доставляют мне удовольствие, — заявил Жуглет, и Линор вознаградила его улыбкой.
Грум протянул Жуглету поводья второго коня, крупного гнедого. Он взял их, бросив настороженный взгляд на пугающе большую голову животного.
— Подожди, пока мы с Линор сядем, и потом конюший поможет тебе, — добродушно предложил Виллем, стараясь, чтобы его голос не звучал снисходительно.
На лице Жуглета проступило такое облегчение, что Виллем, уже не в первый раз, спросил себя, стоило ли вообще брать друга на соколиную охоту. Сестра то и дело втягивала его в самые разные сомнительные предприятия — и постоянно оказывалась в них сама, несмотря на скромное поведение. К Жуглету, на протяжении их многолетней дружбы бывшему союзником и поклонником Линор, это тоже относилось. В итоге сейчас они отправляются на соколиную охоту, хотя не далее трех недель назад Виллем поклялся, что никаких авантюрных прогулок больше не будет.
Эта клятва была дана в тот день, когда он, вопреки своему обостренному инстинкту защитника, поддался на их уговоры и позволил обоим принять участие в чем-то вроде учебных занятий для рыцарей и оруженосцев, раскинувших лагерь близ крепости в Доле. Линор делать там было совершенно нечего, а чрезмерное буйство, порождаемое ее присутствием, в конце концов начало вызывать раздражение. Жуглет под влиянием воинственного настроения принял участие в соревнованиях на боксерском ринге и даже показал неплохой результат. Однако закончилось все плачевно — сломанными ребрами и синяками вокруг глаз. Боль была так сильна, что певцу пришлось три дня проваляться в постели.
Как только Линор и ее брат сели на коней, грум повернулся к Жуглету. В этот момент мощный гнедой забил задним копытом и вскинул голову, вслушиваясь во что-то вдалеке, за воротами, после чего огласил воздух долгим, громким ржанием. Жуглет непроизвольно отскочил. Остальные кони навострили уши, а конь Виллема, Атлант, заржал, и с холмов ему ответили тем же.
Брат с сестрой обменялись понимающими взглядами и воскликнули в один голос с веселой покорностью:
— Эрик!
Потом Линор прошептала:
— Давайте выскользнем из ворот у реки, а мама пусть скажет ему, что нас целый день не будет.
Виллем нахмурился, пересадил сокола на другую руку и расправил затекшее плечо.
— Это грубость и обман, Линор.
— Судя по тому, что мне приходилось слышать об Эрике, я ее не осуждаю, — сказал Жуглет. — Это ваш неугомонный кузен, да? Твой юный оруженосец?
Виллем удивился.
— Вы что, за все три года так ни разу и не встретились? Да, это наш имеющий дурную репутацию кузен. И мой оруженосец. — Он усмехнулся. — И вдобавок твой соперник в борьбе за руку этой дамы.
Линор с улыбкой обернулась к Жуглету и заверила его:
— Нет, это не так.
— Если он твой оруженосец, Виллем, то должен делать то, что ты скажешь. Почему бы просто не отослать его прочь? — предложил Жуглет.
Задаваясь вопросом, как объяснить близкому другу многое, не вдаваясь в подробности, Виллем просто сказал:
— Он проходил обучение как мой оруженосец, а теперь неожиданно стал моим сюзереном…
— Твоим сюзереном? — повторил Жуглет. — Твой сюзерен — Альфонс, граф Бургундский. Ты не подчиняешься никакому мелкому…
Линор поджала губы; Виллем вспыхнул и продолжал, будто не слыша слов Жуглета:
— Эрик моложе меня, даже моложе Линор, ему только-только исполнилось семнадцать. Однако он просто сверхъестественно чувствует коней и действительно превосходный оруженосец. Семья была довольна, поскольку для второго сына рыцарство — хорошее занятие…
В начале научной революции магия играет заметную роль, но со временем исчезает. В постмагическом мире первой четверти XXI века секретный Департамент ищет причины ее упадка, чтобы подчинить своей воле и сделать инструментом большой политики. Диахронические путешествия приносят ученым неожиданные результаты. Магия научна, но не означает всемогущества.
1202 год. Тысячи людей со всех концов христианского мира собираются в Венеции, чтобы отправиться в Крестовый поход и освободить святой город Иерусалим от неверных.Среди них благородный рыцарь, уверенный, что их путь благословлен Богом, бродяга-менестрель, одержимый жаждой мести, женщина, которую все считают арабской принцессой и только удивляются, откуда она так искусна в вопросах христианского богословия…Никто еще не знает, что поход против неверных приведет к разграблению христианского Константинополя — столицы Византийской империи.
Москва, 1730 год. Иван по прозвищу Трисмегист, авантюрист и бывший арестант, привозит в старую столицу список с иконы черной богоматери. По легенде, икона умеет исполнять желания - по крайней мере, так прельстительно сулит Трисмегист троим своим высокопоставленным покровителям. Увы, не все знают, какой ценой исполняет желания черная богиня - польская ли Матка Бозка, или японская Черная Каннон, или же гаитянская Эрзули Дантор. Черная мама.
Похъёла — мифическая, расположенная за северным горизонтом, суровая страна в сказаниях угро-финских народов. Время действия повести — конец Ледникового периода. В результате таяния льдов открываются новые, пригодные для жизни, территории. Туда устремляются стада диких животных, а за ними и люди, для которых охота — главный способ добычи пищи. Племя Маакивак решает отправить трёх своих сыновей — трёх братьев — на разведку новых, пригодных для переселения, земель. Стараясь следовать за стадом мамонтов, которое, отпугивая хищников и всякую нечисть, является естественной защитой для людей, братья доходят почти до самого «края земли»…
Человек покорил водную стихию уже много тысячелетий назад. В легендах и сказаниях всех народов плавательные средства оставили свой «мокрый» след. Великий Гомер в «Илиаде» и «Одиссее» пишет о кораблях и мореплавателях. И это уже не речные лодки, а морские корабли! Древнегреческий герой Ясон отправляется за золотым руном на легендарном «Арго». В мрачном царстве Аида, на лодке обтянутой кожей, перевозит через ледяные воды Стикса души умерших старец Харон… В задачу этой увлекательной книги не входит изложение всей истории кораблестроения.
Слово «викинг» вероятнее всего произошло от древнескандинавского глагола «vikja», что означает «поворачивать», «покидать», «отклоняться». Таким образом, викинги – это люди, порвавшие с привычным жизненным укладом. Это изгои, покинувшие родину и отправившиеся в морской поход, чтобы добыть средства к существованию. История изгоев, покинувших родные фьорды, чтобы жечь, убивать, захватывать богатейшие города Европы полна жестокости, предательств, вероломных убийств, но есть в ней место и мрачному величию, отчаянному северному мужеству и любви.
Профессор истории Огаст Крей собрал и обобщил рассказы и свидетельства участников Первого крестового похода (1096–1099 гг.) от речи папы римского Урбана II на Клермонском соборе до взятия Иерусалима в единое увлекательное повествование. В книге представлены обширные фрагменты из «Деяний франков», «Иерусалимской истории» Фульхерия Шартрского, хроники Раймунда Ажильского, «Алексиады» Анны Комнин, посланий и писем времен похода. Все эти свидетельства, написанные служителями церкви, рыцарями-крестоносцами, владетельными князьями и герцогами, воссоздают дух эпохи и знакомят читателя с историей завоевания Иерусалима, обретения особо почитаемых реликвий, а также легендами и преданиями Святой земли.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.