Месть пляшущих человечков - [38]

– Да все, конечно. А чего там знать, если мое место подписанное, – удивилась Дарья.

– Это как? – не поняла я.

– Очень просто. Полки в дверке холодильника поделены на ячейки. Это комендант наш придумала, чтобы конфликтов не было. Заказала капроновые перегородки, подписала их, и теперь у каждого жильца собственная ячейка для одной бутылки всегда имеется, – с иронией в голосе объяснила она.

– Практично, – похвалила я. – А подписаны они как, по номеру комнаты или прямо фамилиями?

– Фамилиями, фамилиями, – засмеялась Дарья. – Наша комендантша не из ленивых. Она за миграцией своих жильцов строго следит. Как только поменялся жилец, тут же и карточка с надписью из холодильника удаляется.

– Выходит, подсыпать лекарство в отвар мог любой, кто имел доступ на кухню, – констатировала я.

– Выходит, так, – согласилась Дарья. – Только кому это понадобилось? Неужели не нашлось более разумного способа повлиять на этого человека? Какой смысл убирать меня, если он даже не знает о моем существовании?

– Уже знает, – заметила я.

Девушка, внимательно вглядевшись в мое лицо, кивнула.

– Вы не врете, – заметила она. – Я вижу это по вашим глазам.

Немного помолчала, потом снова продолжила:

– Значит, он в курсе. Это из-за угроз, да? Это явилось причиной того, что он узнал о моем существовании? – девушка вся напряглась, ожидая ответа.

Я понимала, как сейчас прозвучит мой ответ, но лгать не могла.

– Да, Петр Аркадьевич узнал о том, что у него есть взрослая дочь только потому, что о ней говорилось в записке, присланной злоумышленником, – как можно мягче сообщила я.

– Я ему не дочь! – резко вскинувшись, почти закричала Дарья. – И он мне не отец. Он бросил меня. Отказался от меня, тогда, когда я еще даже не родилась. Вы считаете, это – отец? Мама сказала, что у него нет детей. Так вот, это относится и ко мне. Я – не его дочь и никогда ей не буду.

Девушка разволновалась, щеки ее пылали, глаза разгорелись гневом. Чтобы хоть как-то успокоить Дарью, я снова перевела тему разговора.

– Скажите, как часто вы меняли жидкость в бутылке? – резко спросила я.

Девушка взглянула на меня непонимающе. Ее мозг все еще не мог переключиться с неприятной темы на более нейтральные.

– Вы имеете в виду травяной отвар? – силясь понять, чего я от нее добиваюсь, спросила Дарья.

– Да, ваш отвар. Как часто вы его готовили?

– Каждый день, – в недоумении ответила она. – Трава долго не хранится. Да и нужды в этом нет. С вечера заварила. Утром в бутылку слила, и весь день пей.

– Значит, утром вы пили именно из этой бутылки? – уточнила я.

– Ну да. Я же говорю, что всегда ей пользовалась, – подтвердила Дарья.

– И никакого недомогания не почувствовали? – скорее заметила, чем спросила я.

– Наоборот, я прекрасно себя чувствовала вплоть до последней пары. А там снова кашель разбушевался. Пришлось даже отпрашиваться, чтобы поскорее выпить лекарство и почувствовать облегчение, – объяснила она.

– Выходит, отраву подсыпали в тот момент, когда вы были на лекциях, – подытожила я. – Что ж, это сужает круг поисков. Наверняка в это время суток в общаге народу немного. И посторонние более заметны, верно?

– Насчет народа я согласна. А вот по поводу посторонних, уж простите, но согласиться с вами не могу. Кто ж их будет замечать, посторонних ваших, если коренного населения кот наплакал? – заявила Дарья.

– Тоже верно. Но у вас ведь имеется комендант! Она-то не пропустит мимо себя чужого, не потребовав от него полного отчета о цели визита. Да еще и документы попросит, – попыталась я отстоять свою версию.

– Да в учебные часы нашу комендантшу на посту днем с огнем не сыщещь. Это любой вам подтвердит, – засмеялась девушка. – У нее же тысяча дел на это время находится. То она на рынок почапает, то белье в прачечной стирать затеет. Да мало ли забот у такой занятой женщины?

– Выходит, пока идут лекции, вход в общежитие свободный? – уточнила я.

– Естественно. Наши, из общаги, частенько этим пользуются, если нужно кого-то нелегально провести, – подтвердила Дарья.

– Плохо. Очень плохо. Шансы вычислить того, кто подсыпал тебе отраву в бутылку, тают на глазах, – заметила я. – Ну, да ничего. Найдем другой способ.

В дверь заглянула медсестра и лаконично постучала по запястью, напоминая о времени. Я понимающе кивнула и стала прощаться.

– Если что-то вспомнишь, хоть что-то необычное в поведении знакомых или незнакомых людей в последние дни, непременно сообщи, – попросила я на прощание.

Дарья заверила меня, что выполнит просьбу, правда, добавила, что сомневается в том, что ей есть о чем вспоминать. На этой далеко не жизнеутверждающей ноте мы расстались. Подружкам Дарьи, поджидающим меня в холле, я сообщила, что жизнь девушки вне опасности. Пользуясь случаем, расспросила о комендантше и ее любви к долгим отлучкам в утренние часы. Получив подтверждение Дарьиных слов, попытала девушек еще немного. Но ничего нового от них не узнала. Обе девушки были на лекциях, когда Дарье стало плохо. На вопрос, могла ли она сама себя отравить, подруги ответили категорическим отрицанием. Не могло быть такого, чтобы Дарья хотела лишить себя жизни, твердо заявили они. После этого девушки сказали, что торопятся, и упорхнули.