Месть моя сладка - [97]

Позволят ли мне отбыть срок спокойно, вот что меня более всего занимало. Поместят ли в одиночную камеру, где я смогу в тиши и покое предаваться вышивке, вязанию и чтению классики, до которой прежде руки не доходили? Или ко мне будут приставать в душевой, заставят стать рабыней какой-нибудь мужеподобной бабы взамен на ее покровительство?

И каких ласк потребует от меня эта пресловутая покровительница? Впрочем, наверное, это еще не самое страшное…

Во время завтрака Эмма заметила, что вид у меня не столь цветущий, как накануне, и поинтересовалась, в чем дело.

— Рано тебе убиваться, — сказала она, выслушав мои сбивчивые откровения. — Тебя ведь еще не осудили. Скорее всего и не осудят. Живи как прежде и держи хвост морковкой.

Но как я могла после случившегося жить как прежде? Больше всего на свете меня страшил сейчас шелест газеты, брошенной в дверную щель.

Прессу в тот день принесли с опозданием, а вот заказное письмо из «Совершенной женщины» доставили ни свет ни заря. Расписавшись в получении, Эмма оставила конверт на тостере, чтобы, выйдя из ванной, я его заметила. Я изводила себя чаем с тостами — классическим рационом только что брошенной женщины.

«Уважаемая мисс Харрис, — так начиналось письмо. Похоже, в последнее время все уже забыли, как меня зовут. — С сожалением извещаем Вас о Вашей дисквалификации и лишении звания победительницы международного конкурса журнала „Совершенная женщина“ в связи с тем, что Ваш партнер, мистер Джереми Бакстер, не тот мужчина, которого вы описали в конкурсном эссе. В связи с этим нам не остается ничего иного, кроме как попросить Вас вернуть полученные Вами призовые деньги. В ближайшее время мы также известим Вас о порядке выплаты компенсации, которую Вы должны внести на наш счет за понесенные журналом расходы…»

— Боже, неужели они хотят взыскать с меня все расходы на нашу поездку? — переполошилась я.

Эмма сочувственно потрепала меня по плечу.

— Этот номер у них не пройдет, — с подкупающей уверенностью сказала она. — Если тебе и придется раскошелиться, то только за свою половину. Остальное придется выложить Джереми. На сколько, по-твоему, тянет ваша поездка?

— Тысяч на пять? — робко предположила я.

— За две недели в лачуге с соломенной крышей?

— В отдельном бунгало, в котором размещают крупнейших звезд мирового экрана, — поправила я. — Да еще с кондиционером.

— Пять тысяч фунтов стерлингов! — с благоговейным трепетом произнесла Эмма. — В жизни такой суммы не видела.

— Вместе с призовыми — пятнадцать, — вздохнула я. — Господи, что же мне теперь делать?

— Что-нибудь придумаем, — бодро сказала Эмма, подбирая с пола газету, которая только что выпала из дверной щели. — Выше нос, старушка! Давай посмотрим, что советует нам Джастин Тоупер в своем гороскопе.

— Ну как, что-нибудь хорошее вычитала? — спросила я, когда, по моим расчетам, Эмма должна была проштудировать всю газету, не говоря уж о прогнозе для Весов на предстоящую неделю.

— Тебя интересует только то, что звезды говорят? — осведомилась Эмма. — Или правду тебе сказать?

Не дожидаясь моего ответа, она подтолкнула ко мне газету. На развороте красовалась фотография Дэвида. Вид у него был мученический, словно на картине с изображением святого Себастьяна.

«Британская Боббит измывалась надо мной, даже находясь на другом конце света», — гласил заголовок. Ниже следовала фотокопия открытки, которую я по глупости отправила Дэвиду с Антигуа. Выделены были слова «член» (окончание слова было тщательно затушевано, я ведь писала о членах клуба) и «пекло».

И это было еще не все. На следующей странице меня подстерегали новые неприятности. Поначалу я даже не узнала женщину, у которой было взято интервью. Я привыкла видеть Шелли в вечернем платье, а «Сан» поместила ее фотографию в бикини с кружевами.

«Несчастный раб этой сексуально озабоченной злодейки умолял меня о спасении!» — кричал заголовок. От следующей фразы по моей спине пробежал холодок. «Пока эта психопатка отсыпалась после тяжелого похмелья, очаровательный компьютерный гений предавался со мной любви под звездным карибским небом».

— Что за чушь? — возмутилась Эмма, заглядывая мне через плечо. — Ты же говорила, что вы с ним ни на минуту не расставались.

— За исключением одной ночи, — со вздохом призналась я. — В тот вечер я перебрала коктейлей, и меня уложили в постель. А Джереми сказал, что идет прогуляться под луной. Но он уверял, что гулял один.

На мгновение лицо Эммы посерьезнело, но затем она заставила себя улыбнуться.

— Значит, так оно и было, — промолвила она. — А эта дрянь все выдумала.

— Я уже ни в чем не уверена, — призналась я, вспоминая, каким волком смотрела на меня Шелли следующим утром. Тогда я думала, что она просто презирает женщин, не умеющих пить, но теперь картина предстала передо мной в ином свете.

Далее следовали новые откровения американки.

«Он признавался мне в любви по-польски, — уверяла Шелли. — Парни всегда клеились ко мне на отдыхе, но на сей раз все было очень серьезно. Я была уверена, что Джереми любит меня по-настоящему. Если бы только не это чудовище в юбке».

— И мне он признавался в любви по-польски, — всхлипнула я.