Месть Лисьей долины - [14]

За спиной еще не стих довольный смех Вадика, а я уже бежала к дому. Что, если девушка собирается прыгнуть с крыши? Успею ли я ее остановить?

Я подбежала к стене дома, подпрыгнула, подтянулась – и вот уже карабкаюсь по пожарной лестнице. Есть у меня одна особенность, которая часто выручает в трудных ситуациях – я не привыкла раздумывать, а сразу начинаю действовать.

Не прошло и трех минут, а я уже была наверху. Девушка успела довольно далеко пройти по гребню крыши. Черепица под ногами была скользкой. Я смерила взглядом расстояние, которое мне предстояло преодолеть, и быстро скинула ботинки. Теперь острый гребень резал ступни, но я не боялась сорваться. С чувством равновесия у меня все в порядке, и высоты я никогда не боялась. Стараясь ступать осторожно, я настигла беглянку.

На всякий случай я не стала окликать девушку и правильно сделала. Когда одна из близнецов повернула голову и лунный свет упал на ее лицо, я поняла две вещи. Первая – передо мной Тина Горенштейн. И вторая – с девушкой что-то не так. Неужели она лунатик? Никогда в жизни мне не приходилось сталкиваться с такой аномалией!

В лунном свете лицо Тины казалось смертельно бледным, полузакрытые глаза выглядели темными провалами, а волосы казались серыми и развевались на ветру. Казалось, девушка не понимает, где находится. По острому коньку крыши, где я балансировала, как канатоходец, Тина шла так, как будто под ее ногами был паркет ее собственной спальни.

Я начала напевать под нос мелодию без слов. Несколько раз я слышала, как кто-то из близнецов мурлычет детскую песенку, задумавшись о чем-то. Именно ее напевала Лиза, утешая сестру после вспышек ярости или слез. Видимо, это была песенка из детства близнецов, из той спокойной, нормальной жизни до взрыва, до трагедии.

Валентина слегка повернула голову, заслышав знакомую мелодию. Ободренная успехом, я подключила слова:

– Слониха, слоненок и слон в авоську сложили подарки, и в море уплыли на синей байдарке слониха, слоненок и слон…

Если бы кто-то мог сейчас видеть нас – босую девушку в белой пижаме и телохранителя, напевающего детскую песенку, – то решил бы, что это сон или сцена из фильма режиссера-сюрреалиста.

– И в море уплыли на синей байдарке…

Слов я не знала, поэтому завела по второму разу. Тина сонно улыбнулась. Может быть, девушке казалось, что это мама поет ей колыбельную на ночь? Я осторожно взяла Валентину за руку и повела по острому гребню крыши, продолжая напевать мелодию без слов. Девушка-лунатик послушно следовала за мной.

У лестницы возникли затруднения. Как заставить Валентину спуститься? На уровне второго этажа черным провалом зияло распахнутое окно – похоже, через него близняшка выбралась на крышу.

Я прикинула расстояние до окна. А что, может получиться! Это будет проще, чем вести спящую в дом, потом по лестнице через парадную дверь, причем в любой момент лунатик может проснуться и испугаться.

Теперь я насвистывала сквозь зубы прилипчивый мотивчик. Тина покорно шла за мной. Я поставила ногу на первую ступеньку лестницы, подождала, когда девушка приблизится, и начала спускаться. Валентина повторяла каждое мое движение. Отлично! Чувствуя себя крысоловом из Гамельна, который своей музыкой увел из города всех детишек, я влезла в окно второго этажа. Тина легко скользнула вслед за мной, и я наконец перевела дыхание. Это был коридор в крыле, где помещались спальни сестер. Я довела Тину до ее собственной спальни, дождалась, когда девушка заберется в постель. С блаженной улыбкой на лице Валентина Горенштейн натянула на себя одеяло, сложила руки под щеку, глубоко вздохнула, и тут лицо девушки изменилось. Исчезло блаженно-детское выражение безмятежного счастья, передо мной была привычная – резкая, нервная, несчастная девушка. Зато она спала по-настоящему – ворочаясь и вздрагивая во сне, но явно не собираясь на поиски приключений.

Я перестала насвистывать, и в спальне повисла тишина, нарушаемая прерывистым дыханием девушки.

Остаток ночи я провела в коридоре, сидя в кресле и таращась в телефон. Из Интернета я почерпнула массу сведений о лунатизме и лунатиках, но не нашла ничего, что объясняло бы связь между пережитой в детстве травмой и хождением по крышам.

Утром моя подопечная, как и полагается классическому лунатику, не помнила ничего из того, что произошло ночью. Тина очень удивилась бы, обнаружив меня сидящей в кресле у ее дверей, поэтому я убралась оттуда перед рассветом – когда стало окончательно ясно, что приступ не повторится.

Я искала возможности поговорить с Анной. Мачеха не мачеха, но ведь именно эта женщина заменила близнецам погибшую мать. Она занимается их здоровьем, а значит, вопрос про влияние луны на сестер Горенштейн – это к ней. Но, спустившись вниз, я обнаружила, что семья уже завтракает. Анна уставилась на меня и своим обычным тоном – как будто мы продолжаем ссору, начатую уже давно, – громко осведомилась:

– Евгения, чем это вы занимались ночью? Вас видели на крыше, а ваши ботинки обнаружили на газоне. Что все это значит?!

– Э-э, вопросы безопасности, – сделав непроницаемое лицо, с апломбом произнесла я.