Месть королевы - [10]

– Уолтер Рейнолдс?

– Конечно. Кто же еще?

– Ты прав! – Эдуард хлопнул себя по ляжке. – Мы получим немало удовольствия, когда увидим, как наш дорогой епископ будет огорошен этой новостью. Наверняка почувствует себя похуже, чем мы с тобой тогда… перед его лесничими.

– И пускай Рейнолдс услышит, как вы будете прогонять этого зазнайку, – предложил Гавестон. – Спрячем его в соседней комнате. А после сможем все вместе разыграть эту сценку.

– Как ты умеешь, милый Перро, из всего извлечь удовольствие!

– Мой долг, милорд, доставлять вам его! Иногда мне кажется, я мог бы стать придворным шутом.

– Тогда не было бы на всем свете более красивого, умного и обаятельного шута! И более богатого.

– Да, последнее – чистая правда, милорд. Благодаря вам…

* * *

Епископ принял отставку с достоинством. Было ясно, что вскоре к нему могут присоединиться, разделив его судьбу, и другие несогласные, кто был недоволен и укоризненно качал головой, видя, что король по-прежнему ни на шаг не отпускает от себя Гавестона. Тот хотя и женился, но до удивления редко бывал с женой, и, по всей видимости, брак нужен был ему лишь для того, чтобы воспользоваться богатством супруги.

– Я буду великодушен, милорд, – сказал, обращаясь к королю, епископ перед тем, как покинуть дворец, – и стану просить Бога помочь вам.

– Но, дорогой епископ, – вмешался в разговор вездесущий Гавестон, – это ведь вам так необходима сейчас Божья милость, и я уверен, что, принимая во внимание благочестивую жизнь, которую вы ведете, вам не будет отказано в таковой.

Епископ не взглянул на Гавестона, словно не слышал его слов, что сверх меры обозлило бедного Перро: как смеет этот человек не замечать его, ставшего чуть ли не главной персоной при короле! Даже не чуть, а действительно главной…

После ухода епископа в покоях короля появился Уолтер Рейнолдс.

– Милорды, милорды! – воскликнул он, потирая руки. – Вы сыграли одну из лучших наших сцен! Ручаюсь, старый прелат удалился на подгибающихся от страха ногах.

– Получил то, что заслужил, – заметил Гавестон. – Не мог же он рассчитывать оставаться на своей должности после всего, что натворил по отношению к нашему доброму государю.

– Дорогой Уолтер, – обратился король к Рейнолдсу, – что бы ты сказал, если я предложу тебе занять место старого мошенника и сделаю своим казначеем?

Вместо ответа тот опустился на колени и поцеловал руку короля.

– Встань, Уолтер, – сказал Эдуард. – Ты достоин этой чести. Служи мне преданно, и я тебя не обижу. Я помню своих друзей.

– Но и не забываете своих врагов, – добавил Гавестон.

– Никогда. Разве не приятно видеть сейчас униженным одного из них?

– Еще как! – подхватил Гавестон. – Но не следует забывать и о других, кто в свое время насмехался над вами.

– И о тех, кто был мне предан тоже. Я намерен сделать так, чтобы и те, и другие получили по заслугам.

– Сегодня великий день, милорд! – воскликнул Гавестон. – Я постараюсь, чтобы все узнали о том, что дружба и преданность будут достойно вознаграждены. Даже наш маленький литаврист получит парочку новых литавр, не правда ли?

– Он славный мальчик, – сказал король. – И прехорошенький к тому же.

Веселые и счастливые, они продолжали строить радужные планы.

* * *

Задуманный турнир решено было провести в старинном городке Уоллингфорде, находящемся в долине Темзы, между Редингом и Оксфордом. Роль устроителя взял на себя Гавестон, который пригласил для участия всех, кто так или иначе славился рыцарскими доблестями.

Сам Гавестон, однако, не переставал испытывать унижение от того, как продолжали с ним обращаться высокородные бароны – все эти Ланкастеры, Линкольны, Уорвики, Сурреи, Аренделы, Гирфорды… У них были свои приверженцы, и все они достаточно ясно показывали неодобрение по поводу его слишком тесной дружбы с королем, постоянно намекая на низкое происхождение Гавестона, что причиняло тому особенное огорчение, поскольку он считал себя во всех отношениях выше этих людей. Но те при любом случае подчеркивали, что он всего лишь сын простого гасконского рыцаря, в то время как они потомки самых знатных родов страны и вправе рассчитывать на высшие должности, а также на дружбу и внимание короля.

Все это заставляло Гавестона страстно хотеть преподать им достойный урок, показать, что он превосходит их в том, что называется рыцарством и считается главным признаком благородного происхождения.

Он не только великолепно сидел в седле, но и чрезвычайно умело управлял конем и равных в этом себе не знал. Во всяком случае, так считал сам Эдуард, говоривший, что Перро на коне – это какое-то мифическое существо, полулошадь, получеловек, и что такого прекрасного зрелища он еще не видывал.

Дни, предшествующие турниру, были наполнены волнением. Эдуард и Гавестон до упаду смеялись, когда говорили между собой о шутке, которую вознамерились сыграть с чванливыми баронами. Гавестон пригласил на турнир много молодых людей из Франции, чьи имена не были известны, но чьи умение, ловкость и сноровка наверняка превзойдут те же качества придворной английской знати. Он сам возглавит их, а королю, сидящему под балдахином, останется лишь взирать на игру и награждать победителей.