Месть географии. Что могут рассказать географические карты о грядущих конфликтах и битве против неизбежного - [48]

География помогла разработать стратегию сдерживания Советского Союза при помощи евразийских государств, расположенных к югу от него, во времена холодной войны, в которой участвовали все страны «Римленда». География также помогает определить роль Китая как государства и цивилизации, простирающейся от евразийского «Хартленда» до теплых вод Тихоокеанского бассейна, в то время как география позволяет определить Афганистан и Иран как два государства «Хартленда», имеющих первостепенное значение для судьбы Ближнего Востока. Именно Мэхэн в 1902 г., описывая регион между Аравией и Индией, имеющий стратегическое значение для флота, впервые использовал термин Middle East («Средний Восток» — Ближний Восток вместе с Ираном и Афганистаном именуется как Большой Ближний Восток). Индия, как он отмечает, занимающая середину береговой линии Индийского океана и защищенная с севера Гималаями, является важнейшим регионом для вторжения с моря как на Средний Восток, так и в Китай. Военно-морские силы, как следует из этого, предоставляют средства, разработанные Мэхэном, при помощи которых Соединенные Штаты, расположенные на огромном расстоянии, могут оказывать влияние на Евразию в «замкнутой системе» Маккиндера.[191]

«Океаноцентрические» взгляды Мэхэна имеют, однако, свои недостатки. Штраус-Хупе объясняет в своей «Геополитике»: «В том, как Британия и США придерживались доктрины Мэхэна, они [Хаусхофер и другие приверженцы немецкой геополитической школы] видели блестящую возможность для Германии. Пока англосаксонские державы использовали доктрину [Мэхэна] — такую привлекательную, поскольку она обещала им как безопасность, так и бизнес в обычном понимании — в качестве фундамента для своей обороны, Германия могла спокойно рассчитывать на то пространство, которое ей было необходимо для начала тотальной войны».[192] Иными словами, доктрина Мэхэна о морском господстве, фокусируясь на всеобщей евразийской безопасности, не принимала во внимание возможность того, что может существовать такая сухопутная военная мощь, которая благодаря своей агрессивности сумеет проложить дорогу по Европе от Пиренейского полуострова до Урала.

Тем не менее Мэхэн сумел замести следы. Он писал: «Должное использование и контроль над морем — всего лишь часть механизма, при помощи которого накапливаются материальные блага».[193] Тем не менее его ход мыслей больше подходил для морской экспансии США по всему миру, нежели для поддержания равновесия сил в Европе. По словам Штраус-Хупе, в доктрине Мэхэна просматривались явно «империалистические амбиции». Дело заключалось в том, что конечной целью американского государства было не просто предначертанное судьбой господство на территории «от моря до моря» («от Атлантики до Тихоокеанского побережья»), но и господство в Карибском и Тихоокеанском регионах, что сделало бы США самой влиятельной державой в мире. Мэхэн считал, что государство должно либо расширяться, либо погибнуть — поскольку для державы было невозможно удерживать свои позиции, «стоя на месте». Как тактик он часто также не очень вдавался в детали, веря в то, что господства на море можно достичь, постоянно наращивая военно-морские силы: «многочисленный флот линейных кораблей».[194]

Тем не менее Мэхэна, который начиная с 1883 г. за 20 лет опубликовал 19 книг, сложно поймать на слове: ему свойственны не только империалистические амбиции. Он также был демократом, который, несмотря на его высказывание, что демократические государства не очень поощряют издержки на военные нужды, открыто предпочитал демократическую форму правления монархическому варианту. Он вовсе не считал, что многочисленный флот был абсолютно необходим для США, которые, по его мнению, должны были сотрудничать с Великобританией, поскольку господство на море возможно лишь в коалиции. Он считал войну неестественным состоянием для государств, к которой тем не менее, как это ни трагично, нужно быть готовым. Он также предвидел систему многонациональных морских союзов, которая должна была стоять на страже всеобщего блага. Так что важно не искажать его взгляды.[195]

Альфред Мэхэн изложил основные положения своей теории в первом, и самом важном, труде «The Influence of Sea Power upon History, 1660–1783» («Влияние морской силы на историю, 1660–1783 гг.»), опубликованном в 1890 г. Эта работа повлияла на взгляды президентов Уильяма МакКинли и Теодора Рузвельта — как и на кайзера Германии Вильгельма II — и способствовала наращиванию морской мощи перед Первой мировой войной. Мэхэн указывал, что, поскольку море является «великой дорогой» и «общим достоянием» цивилизации, военно-морская сила, способная защитить торговые суда, всегда была определяющим фактором в глобальных политических конфликтах, особенно поскольку «путешествия и перемещение по воде всегда были легче и дешевле, чем по суше». Сильной стороной его аргументов была их оригинальность и широта взглядов.[196]

Альфред Мэхэн начинает свою серию мыслей о «морской мощи» с утверждения, что «мирные, стремящиеся к достижению своих целей нации не всегда дальновидны и предусмотрительны, а предусмотрительность необходима для того, чтобы должным образом подготовиться к военным действиям, особенно в наши дни». Мэхэн не был ни милитаристом, ни приверженцем деспотизма. На самом деле, как он отмечает, именно из-за деспотизма и «безудержной жадности» ни Испания, ни Португалия, хотя и обладали значительными военно-морскими силами, так и не стали в конечном итоге великими державами. Тем не менее «проявит ли демократическое правительство дальновидность и способность быстро среагировать на положение страны», необходимые для противостояния неприятелю, — «это вопрос открытый». Потому что, по его словам, дружественные иностранные порты в разных точках мира не всегда будут оставаться дружественными. Дело не столько в том, что мирные народы вообще не имеют представления, как важно развивать способность предвидеть угрозу, сколько в том, что историки меньше всего представляют себе, что такое море, что такое необъятные просторы нашей планеты и какое значение они имеют для безопасности и процветания живущих на суше людей. Так что крайне важно, предупреждает он, писать об истории военных действий на море, в особенности потому, что принципы ведения такой войны всегда были неизменными, несмотря на развитие технологий от весельных галер до пароходов (ядерных субмарин и авианосцев в наши дни). Мэхэн иллюстрирует это, проводя аналогию с сухопутными войсками: