Мессия - [17]

Дремавшего Гая разбудила собака. Огромный золотистый ретривер невозмутимо копался во вчерашнем мусоре, гремя жестяным баком, встав на сброшенную крышку и махая азартно хвостом. Жмурясь спросонья в бледных лучах неохотно встающего солнца, Метьюс присмотрелся. Ни ошейника, ни опознавательный бирки на лапе — легкая добыча для живодеров или животной полиции.

— Тоже потерялся, да? — задумчиво проговорил Метьюс, ощутив внезапное родство с этим ниоткуда взявшимся бездомным животным.

В этот момент собака вытащила из бака голову, на которую был полностью надет шуршащий пакет из-под круассанов, и, завозившись, стала сбивать его передними лапами. Глядя на расправлявшегося с остатками булок пса, Гай сообразил, что совершенно не хочет есть. Он вообще ничего не хочет. Он никто. Так, тень из прошлого, призрак, который давным-давно должен раствориться в пространстве Небытия, но по чьей-то злой прихоти или издевке Судьбы вновь обрел физическую оболочку. Без документов, родственников и семьи, никому не нужный, всеми забытый, вернувшийся непонятно куда и непонятно зачем. Человек ниоткуда.

Он нахмурился и закрыл глаза, пытаясь воскресить перед мысленным взором хоть какой-нибудь образ из прошлого — тщетно. Оставив попытки и вновь задумавшись о насущном, Гай на всякий случай пошарил в карманах спортивной куртки. Нет ничего. Только одежда, имевшая смысл, только чтобы прикрывать его наготу, и неизвестность, окружающая его. Стелящаяся вокруг, наваливающаяся на плечи тяжелым грузом. У него нет денег, даже чтобы поесть. Он прислушался к своим ощущениям, но желудок молчал. Организм еще не мог до конца перестроиться на другой прием пищи, столько дней получая пищу и необходимые вещества напрямую в кровь.

Гай вспомнил питательные растворы, которые три раза в день внутривенно получал в лаборатории, где его содержали и всячески нянькались, и понял, что и там бы ему не было покоя. Не дал бы покоя себе он сам. Врач сказал ему, что он герой. Почему? Кто так решил? Из-за чего? Только потому, что он свалился человечеству на голову спустя почти полстолетия, когда о нем уже давно успели забыть? Никому он не нужен. И никому не будет нужен.

Перестав греметь мусорным баком, ошивающийся вокруг остановки пес деловито пометил торчащий из асфальта стеклянный баннер с какой-то аляповатой рекламой гигиенического предмета, названия которого Гай не знал, и, подойдя к нему ближе, понюхал воздух и громко залаял.

— Что такое? — чувствуя, как на лице, против воли, расцветает улыбка, удивился Гай. — Проголодался, да? У меня ничего нет.

Потоптавшись на месте, пес требовательно гавкнул.

— Ну, правда, смотри. Вон — карманы пустые. А ты чей? Потеряли тебя или сам сбежал?

Выслушав ответ, ретривер некоторое время смотрел на человека, чуть склонив голову набок, а потом немного попятился назад и, вскинув голову, снова подал голос. Словно зазывал куда-то. Действительно, не бесконечно же ему сидеть. На пустынной улице гулко загрохотало, и на пустую парковку между зданием вокзала и огромной махиной торгового Сити-молла выползла громоздкая поливалка, распихивающая лязгающие пустые тележки. Где-то совсем рядом, надсадно чиркнув, ожило радио.

Забулдыги-полуночники,

Все они будут на этом шоу уродов.

Вы можете освободить мир, вы можете освободить мой разум,

Вы можете освободить мир, вы можете освободить мой разум,

Городские пижоны,

Люди с пушками и маньяки.

Мне с этим ничего не поделать, нет,

Но если вы причините боль тому, кто мне дорог,

Но пускай с моим малышом все будет в порядке сегодня вечером.

Но пускай с моим малышом все будет в порядке сегодня вечером.

Уж будьте уверены, я отомщу.[3]

Гай поморщился и потер глаза. Город просыпался, а вместе с ним скоро проснутся и люди. И забурлит, закипит, запульсирует жизнь в бетонных венах железного города. Отсвечивать на одном месте, к тому же принимая во внимание назначение окружающих его зданий не стоило. Гай встал со скамьи и, накинув на голову капюшон спортивной куртки, сунул руки в карманы и побрел мимо жужжащего щетками дорогоуборщика вслед за семенящим впереди псом. Утренний город встретил его.

Основными жителями индустриального портового Балтимора испокон веков были представители рабочего класса, которые трудились на сталелитейных фабриках, торговых и грузовых перевозках и в отрасли кораблестроения. Настоящие сыны Америки, с суровыми обветренными лицами и одеждой, насквозь прокопченной чадом дымящих заводских труб. Но время, как известно, не любит подолгу задерживаться на одном месте и неумолимо бежит вперед. Все менялось.

В последние десятилетия, что Гай отсутствовал на планете, город обрастал новыми инфраструктурами, модернизировался и застраивался — приводил себя в порядок. Подверглась реконструкции основная часть объектов национальной истории и архитектуры, были очищены улицы, одним словом, старинной части Балтимора придали более броский и соответствующий эпохе вид.

Гай прошел мимо грандиозного стадиона, на стеклянном фасаде которого соседствовали переливающиеся афиши, зазывавшие на концерт музыкальной группы и бейсбольный матч. Ни музыкантов, ни команд, которые согласно рекламе должны были выйти на поле в субботу (какой сегодня день, он понятия не имел), Гаю знакомы не были. «Верхний Балтимор» и «Нижний Балтимор»… Старые дома из побуревшего от времени кирпича на окраинах, прилизанные особняки и пентхаусы — ближе к центру, величественные мраморные костелы. Напирающий со всех сторон, вычурный калейдоскоп из пабов, кафе, забегаловок и прочих злачных заведений, магазинов, отелей, ресторанов, кафе. Мелькнули верхушки кранов знаменитой гавани Иннер-Харбор.