Мессия, пророк, аватар - [2]

– И что там у тебя?

Она же отерла ладонью лоб и сказала просто:

– Там – наш ребенок.

Ровоам удерживал ее руку и не смотрел ей в лицо. Ему было нестерпимо стыдно и больно за нее, явную обманщицу.

И он с трудом вымолвил:

– С кем ты зачала его?

Она попыталась вырвать руку. Но у Ровоама было еще довольно сил, чтобы не выпустить маленькую ее ладошку.

Нехама нашлась с ответом:

– С тобой, Ровоам, муж мой законный.

Он задохнулся от такой неприкрытой лжи.

Ведь он же отчетливо помнил, что не познал своей жены-девственницы и, как он полагал, этого уже никогда не будет. Кровь прилила к вискам, тяжестью наполнила веки. Он так стиснул руку Нехамы, что она вскрикнула.

– Отвечай! – почти закричал Ровоам. – Кто оставил в твоем чреве семя, кто? Признавайся!

– Ты, ты! Кто ж еще?!

И много раз Нехама со слезами повторила эти свои «ты, ты». А бедняга Ровоам продолжал исступленно требовать: «Отвечай, признавайся!» И они так долго друг другу говорили – нет, выкрикивали! – все это, что оба вконец утомились и обессилели.

Первым успокоился Ровоам. Он поднялся из-за стола и, сгорбившись, вышел из дому. Он направился в степь, добрался до ручья, что бежал невдалеке, сел на камень и принялся размышлять…

Да, это было тогда, давно, целых пятнадцать лет назад. И сейчас, темной ночью, он тоже сидит на камне перед костром, ворошит угли и вспоминает прошлые времена… Нехама долго упрямилась и все уверяла, что он просто забыл, как у него однажды возникло желание, да такое, что он даже набросился на нее, словно верблюд во время гона, у него явились силы – и он познал ее, сделав женщиной. А она зачала во чреве от него и теперь носит под сердцем его ребенка. Его ребенка! «Ты забыл, мой милый супруг, – говорила тогда Нехама, – как мы вместе легли на циновку, нет, ты просто повалил меня и…» Тут она пустилась в подробности и, ничуть не стыдясь, рассказала о том, как все было. И надо же! Ровоам склонен был поверить ей и даже согласиться, что память его и в самом деле так ослабела, что он забыл самое главное. А может быть, он просто устал от ее объяснений и от своих вопросов к ней и готов был на все махнуть рукой. Все равно правды не узнать. Но странное дело, немного погодя Нехама стала рассказывать нечто совсем другое: о каком-то ангеле, будто бы явившемся ей во сне и сообщившем, что она, оставаясь девственницей, сама собой зачала и через положенное время родит младенца. Ну уж в такую небывальщину Ровоам верить ни за что не хотел. Он не тронулся умом, чтобы верить подобным выдумкам. Он, правда, слышал, будто тот, кто считался Спасителем и погиб на кресте, а потом воскрес и вознесся на небо, тоже был рожден девственницей. Но ведь такое, даже если и произошло однажды, больше не может повториться! Бог не допустил бы. И Ровоам, уж было успокоившийся и уверовавший в свое отцовство, вновь почувствовал возмущение и негодование против Нехамы. И тогда он не нашел ничего другого, как покинуть дом, и много дней и ночей скитался в одиночестве по окрестностям.

Он ушел не слишком далеко. Люди видели его то тут, то там, угрюмо шагавшего с длинным посохом в руке. Люди передавали Нехаме, что видели ее Ровоама. Некоторые спрашивали, в чем дело, что произошло между ними. Ведь они – такая хорошая пара. Нехама отмалчивалась либо вздыхала, скромно опустив глаза. Затворившись дома, она тихонько плакала.

Вернувшись, Ровоам почти перестал разговаривать с женой, хотя ему и было жалко ее. Она тоже не заговаривала с ним, ничего у него не просила и жила себе как хотела. Впрочем, при всем том свои обязанности по хозяйству она выполняла.

Так и шло до рождения младенца, которого они, к тому времени как бы помирившись, нарекли тоже именем Ровоам. Произошло это в малом городке Вифлееме, куда они зачем-то отправились. Кстати, – ему сейчас это пришло в голову, – когда-то в этот самый городок, по приказу тогдашнего кесаря, велено было сойтись всем людям Иудеи. Говорили, будто кесарь вздумал переписать поименно всех своих подданных. Там-то, рассказывали, и родился святой младенец, в котором увидели будущего Спасителя… Да, да, вспоминал Ровоам, тогда пошла именно такая молва в народе… И сколько уж лет прошло с той поры? Пожалуй, это было во времена его, Ровоама, молодости. Нет, как ни напрягал он свою память, а припомнить не мог…

И надо же было произойти такому совпадению: Нехама разрешилась от бремени в том же самом городишке… Но только не в хлеву, как мать того младенца, а на вполне приличном постоялом дворе. Это Ровоам помнит. Были тогда заплачены за постой хорошие деньги. И совсем чужие люди приходили к ним с подарками, посмотреть новорожденного. Кто еду какую-либо приносил, кто – что-то из одежды или посуду, кто – украшения или амулеты. Такой, видно, обычай был в городе. Впрочем, новорожденным всегда несут подарки, что ж тут удивительного?

В ответ на поздравления с первенцем Ровоам только пожимал плечами: все-таки он считал, что совсем тут ни при чем. Но тогда получалось из объяснений Нехамы, что зачатие было «божественным». В такое зачатие – ни с того ни с сего! – он все-таки не верил. Никак не верил! Ладно бы с тем, другим, со святым младенцем. Это еще куда ни шло. Но чтоб у его Нехамы такое… Нет и нет!.. Так и укрепилось в нем подозрение: Нехама изменила ему с неизвестным мужчиной. А что ж тут поделаешь, думал при этом старый Ровоам и… сочувствовал Нехаме – сам-то он не может быть супругом своей жене и, значит, обделяет ее тем необходимым, чего ждет и получает всякая жена от своего мужа. Правда, совесть тут же подсказывала ему, что измена, возможно, произошла на самом деле совсем незадолго до их брака, а значит, не могла считаться изменой. Однако обида и ревность все-таки не давали Ровоаму покоя. Он внимательно присматривался ко всякому мужчине из приходивших к ним за какой-нибудь надобностью. Наблюдал он и за Нехамой, надеясь, желая и страшась, что она каким-нибудь жестом, взглядом или действием себя выдаст. Ничего не удалось тогда выведать Ровоаму…