Мессия. Комментарии к «Пророку» Халиля Джебрана. Том 2 - [8]

Я отвечал: «Это дерево меня любит! Из всех деревьев в ряду это самое прекрасное дерево — гулмарг с красными цветами. Когда наступает весна, на нем едва видны листья; цветов столько, что все дерево становится красным». Такие деревья уже все умерли, но оно оставалось живым со мной девять лет. По-прежнему кто-то парковал свою машину там, но, наверное, он даже и не подумал поблагодарить дерево, не высказал своей признательности дереву.

В тот миг, когда вы свободны от прошлого и будущего, сядьте рядом с деревом, шепните что-то дереву, и скоро вы узнаете, что оно отвечает. Конечно, его ответ будет не в словах; может, оно покажет вам свои цветы; может, станцует под ветром. А если вы сидите совсем близко, касаясь спиной дерева, вы почувствуете некоторое новое ощущение, какого никогда не знали прежде. Дерево вибрирует любовью к вам.

Все сущее наполнено любовью, наполнено свободой, — кроме несчастного человека; никто не в ответе за это, кроме вас. И вы не сможете избавиться от этого постепенно…

Многие люди приходили ко мне и говорили: «Мы понимаем вас; постепенно мы избавимся…» Но от рабства никогда не избавиться постепенно: либо вы поняли и свободны, либо не поняли и только претендуете на понимание.

Свобода не приходит по частям, так же и рабство не уходит частями. Когда вы вносите свет в темную комнату… вы наблюдали это? — разве темнота уходит по частям: небольшая часть, потом другая, по очереди выходят из комнаты? Или свет, разве он приходит частями: немного света, потом больше и больше? Нет, в тот миг, как вы вносите свет, — темноты уже нет. Само понимание того, что есть свобода… и вы свободны. Нет и речи о времени или постепенности.

И как вам подняться над днями и ночами, не разорвав цепей, в которые вы заковали свой полдень на заре своего постижения?

Не бывает другого пути. Все те цепи вы начали ковать с самого своего детства… возможно, во имя послушания, во имя вашей любви к своим родителям, во имя веры в ваших священников, во имя уважения к вашим учителям — хорошие названия. Всегда пытайтесь убрать ярлык и посмотреть, что содержится внутри, и вы будете удивлены: рабство продавали каждому ребенку под прекрасными именами. Вам будет трудно избавиться, если вы не увидите что, то, к чему вы были привязаны, — даже не рабство, а ярлык, приклеенный к нему.

У меня была постоянная борьба с отцом. Он был любящим человеком, очень понимающим, но все же мог сказать: «Ты должен делать это». А моим ответом всегда было: «Ты не можешь говорить мне: «Ты должен делать это» — ты можешь только посоветовать: «Если тебе нравится, можешь делать это; если не нравится, ты свободен». Это должно быть, по-настоящему, моим решением, а не твоим. Я послушен истине, свободе. Я могу пожертвовать всем для истины, для свободы, для любви, но не для рабства, каким бы оно ни было. Твое «должен» пахнет рабством».

Скоро он понял, что я не отношусь к послушным или непослушным. Я не говорю: «Я не буду делать этого» — я просто говорю: «Возьми назад свое "должен". Дай мне простор решать, хочу я сказать "да" или "нет", и не чувствовать, что совершаю преступление, если говорю "нет"».

Это моя жизнь, я должен прожить ее, и я имею полное право жить по-своему. У тебя гораздо больше опыта; ты можешь предложить, можешь посоветовать, но я не собираюсь выполнять ничьи указания. Чего бы это ни стоило, каковы бы ни были последствия, я не намерен выполнять ничьи указания».

И мало-помалу он отбросил свое «должен». Он стал говорить: «Есть проблема. Если чувствуешь, что это так, можешь помочь мне; если не захочется помогать, решение за тобой».

Я сказал: «Такой настоящая любовь и должна быть». Воистину, то, что вы зовете свободой, — самая прочная из этих цепей, хотя звенья ее блестят на солнце и ослепляют ваши глаза.

Что вы называете свободой? — главным образом политическую, экономическую, — внешнюю свободу, которая не в ваших руках, которая была дана вам. Ее можно отнять. Только то, что выросло у вас внутри, не может быть отнято у вас; поэтому Альмустафа говорит:

Воистину, то, что вы зовете свободой, — самая прочная из этих цепей, хотя звенья ее блестят на солнце и ослепляют ваши глаза.

Это произошло в Уругвае: президент читал мои книги, слушал мои пленки и с радостью пригласил меня стать постоянным жителем Уругвая. Все анкеты были готовы. Он выдал мне годовой постоянный билет на проживание, так что все бюрократические процедуры были выполнены, и никто не мог бы сказать, что мне покровительствуют. Он сказал: «Со временем я хотел бы выдать вам трехлетний постоянный билет на жительство, который автоматически станет вашим гражданством».

Уругвай страна небольшая, но очень красивая. Я спросил его: «Почему вы заинтересованы во мне? — ведь все правительства выносят решения, запрещающие мое пребывание в их странах. Даже мой самолет не может приземляться в их аэропортах».

Он сказал: «Они не понимают вас».

В день, когда президент собирался подписать анкеты, американский посол непрерывно наблюдал, и американские правительственные ищейки из ЦРУ и ФБР следовали за мной повсюду. Их самолет был либо впереди, либо позади моего. Когда они увидели, что он собирается утвердить мое постоянное жительство, которое могло автоматически стать гражданством, они тотчас сообщили Рональду Рейгану.