Мессианское наследие - [42]
По иронии судьбы, этот принцип двойной светской и религиозной власти впоследствии получил развитие в Западной Европе в результате создания так называемой Священной Римской империи[80]. В ее структуре император обладал скипетром светской власти и метафорически считался потомком дома Давидова, тогда как папа Римский пользовался верховным авторитетом в вопросах религиозно-духовной жизни как «истолкователь» воли Божьей. Как мы уже говорили, политика и религия в тогдашнем Израиле были тесно связаны друг с другом или, лучше сказать, служили разными ипостасями одной и той же власти. Как следствие этого, мессия-царь и мессия-первосвященник должны быть связаны как можно более близкими узами, как это имело место, например, в период правления династии Маккавеев, когда царь и первосвященник были членами одного и того же рода[81]. Поэтому в ту эпоху и речи быть не могло о раздорах между духовной и светской ветвями власти, которые впоследствии были характерны для Священной Римской империи.
В принципе можно доказать, что та же самая тема двух мессий присутствует и в Новом Завете, хотя и в подчеркнуто видоизмененной, если не сказать — искаженной форме. Современные ученые-библеисты сходятся во мнении, — одним из наиболее достоверных с исторической точки зрения эпизодов, упоминаемых в Евангелиях, эпизодов, которые вряд ли были изобретением позднейших компиляторов и редакторов, является крещение Иисуса Иоанном Предтечей в Иордане. Это, несомненно, важнейший из известных нам эпизодов в общественном служении Иисуса до Его триумфального входа в Иерусалим, и христианская традиция постоянно подчеркивает важность роли Иоанна Предтечи в евангельской истории. Он — предшественник, предтеча, «глас вопиющего в пустыне», «приуготовляющий путь». Действительно, многие современники Иоанна Крестителя склонны были видеть Мессию именно в нем. Так, евангелист Лука пишет, что «народ был в ожидании, и все помышляли в сердцах своих об Иоанне, не Христос ли он» (Лк. 3, 15). Более того, в первые три века христианской эры существовали секты мандеев, или иоаннитов, особенно распространившиеся в Междуречье Тигра и Евфрата, которые почитали своим пророком и вероучителем именно Иоанна, а не Иисуса. Любопытно, что одна из этих сект существует и в наши дни. Согласно ее вероучению, «истинным пророком» был Иоанн, тогда как Иисус был «мятежником, еретиком, который увел народ с пути истинного и выдал тайные учения».
Сегодня ученые-библеисты не видят оснований сомневаться в том, что Иоанн Предтеча и Иисус были двоюродными братьями. Сегодня возобладало мнение, что мать Иисуса была сестрой Елизаветы, матери Иоанна. В то же время евангелист Лука со всей определенностью говорит о том, что Иоанн Креститель по материнской линии происходил из династии или, лучше сказать, рода первосвященников, потомков Аарона. Это автоматически означает, что то же самое можно сказать и об Иисусе. В то же время Лука подчеркивает, что Иисус по отцу[82] происходил из Дома Давидова. Таким образом, будучи потомком Аарона, Иоанн вполне мог претендовать на титул мессии-первосвященника. Иисус же, бывший потомком и Давида, и Аарона, мог выдвигать претензии на оба титула — мессии-царя и мессии-первосвященника. Это в известной мере объясняет приводимое Лукой в книге Деяний (Деян. 2, 36) утверждение, что «Бог соделал Господом[83] и Христом Сего Иисуса».
Узы близкого родства, связывавшие Иоанна и Иисуса, повышали их престиж и обоснованность их притязаний на оба мессианских титула. И поскольку в апокалипсической атмосфере той эпохи ортодоксальные иудеи с нетерпением ожидали прихода двух мессий: одного — из царского рода, то есть из дома Давидова, а другого — из рода первосвященников, потомков Аарона, они держали в поле зрения весьма и весьма небольшое число семейств. И если ожидаемые мессии были двоюродными братьями, теперь трудно даже вообразить, насколько поразительным и убедительным казался иудеям сам факт подобного родства. Это почти наверняка было воспринято как явный знак и реальное проявление Промысла Божьего.
Если Иисус был мессией-царем, а Иоанн — мессией-перво-священником, то акт крещения[84] Иисуса в Иордане приобретал еще более важное значение: мессия-первосвященник как бы подтверждал официальный статус второго мессии — царя, который, по особенному Промыслу Божьему, приходился ему близким родственником. Подобные двойные мессианские и родственные узы лишь подкрепляли друг друга. И поскольку духовные и светские властные функции оказались объединенными в одном и том же доме (понимая его широко), будучи связанными единством крови, этот союз оказывался вдвойне легитимным, имевшим двойную сакральную санкцию, что являлось как бы залогом возрождения единства всего народа. Именно так, как мы уже это отмечали, обстояло дело во времена правления династии Маккавеев, последней этнически еврейской[85] монархии Израиля. Поэтому то движение, заметной частью которого, по-видимому, были Сам Иисус и Его последователи, рассматривало режим Маккавеев как своего рода вдохновляющий прототип будущего царства.
