Мешок с костями - [25]

В тот момент я думал, надеялся, что трейлер привез все необходимое для тех сорока лет, которые мне предстояло прожить в стране, где не пишут книг. Они подошли к двери в подвал, вежливо постучались, несколько месяцев ждали, но, так и не получив ответа, высадили дверь. Однако оставили записку:

Дружище, надеемся, шум тебя не напугал. Насчет двери извини.

На дверь я плевать хотел, на обстановку — нет. Может, они что-то разбили или потеряли? Едва ли. Я думал, что дел у меня — перенести вещи наверх, снять чехлы и короба и расставить по местам.

По пути домой я проходил мимо «Тени», очаровательного маленького кинотеатра Дерри, где крутили старые фильмы. Кинотеатр процветал, несмотря на видеореволюцию, а может, именно благодаря ей. В этот месяц шел ретроспективный показ классических научно-фантастических фильмов пятидесятых годов. Апрель посвящался Хэмфри Богарту[30], любимому киноактеру Джо. Я постоял у афиши, перечитал список предполагавшихся к показу фильмов. А дома раскрыл справочник, выбрал наугад туристическое агентство и сказал мужчине, снявшему трубку на другом конце провода, что хочу поехать в Ки-Ларго. Вы имеете в виду Ки-Уэст[31], переспросил мужчина. Нет, возразил ему я, я имею в виду Ки-Ларго, как в фильме[32], где снялись Боуги и Бейколл.

Сначала я хотел поехать на три недели, а потом передумал. Я богат, я независим, я на пенсии. О каких трех неделях может идти речь? Шесть недель, и точка. И попросил найти мне отдельный коттедж. Он предупредил, что это дорого. Я ответил, что о деньгах он может не беспокоиться. Особенно меня радовало, что в Дерри я вернусь уже теплой весной.

А тем временем я мог распаковать кое-какую мебель.

* * *

Первый месяц я восторгался Ки-Ларго, последние две недели едва не умер со скуки. Однако остался там, потому что и в скуке была своя прелесть. Люди, обладающие высоким порогом терпимости к скуке, могут о многом передумать. Я съел миллион креветок, выпил тысячу «маргарит»[33], прочитал двадцать три детектива Джона Макдональда[34]. Сначала я обгорел, потом с меня слезла кожа, наконец, загорел. Купил себе кепку с длинным козырьком и надписью

ПОПУГАЯЧЬЯ ГОЛОВА

вышитой ярко-зеленой ниткой. Каждый день прогуливался по одной и той же полосе берега и вскоре уже знал всех отдыхающих по имени. И я распаковывал «вещи». Многие мне не нравились, но у всех, это точно, было свое место в доме.

Я думал о нашей совместной жизни с Джо, думал о том, как сказал ей, что никто не спутает «Быть вдвоем» с «Взгляни на дом свой, Ангел». Тогда она мне еще ответила:

«Надеюсь, ты не собираешься заниматься самокопанием, а, Нунэн?»

Пока я находился на Ки-Ларго, эти слова то и дело возвращались ко мне, произнесенные с интонациями Джо: не собираешься заниматься самокопанием, гребаным самокопанием, не хочешь сетовать на тяжелую судьбу художника, которого никто не хочет понять?

Я вспоминал, как Джо подходила ко мне с полной корзиной белых грибов и, торжествуя, восклицала: «В этот вечер у Нунэнов будет самый роскошный ужин!» Я вспоминал, как она, по-особенному изогнувшись, красила ногти на ногах. Я вспоминал, как она швырнула в меня книгу, когда я высмеял ее новую прическу. Я вспоминал, как она училась играть на банджо и как она выглядела без бюстгальтера в тонком свитере. Я вспоминал, как она говорила мне, что все это самокопание, гребаное самокопание.

И я вспоминал сны, особенно последний, самый кошмарный из всех. Вспоминал без труда, потому что в отличие от обычных снов он накрепко впечатался в мою память. Последний сон о «Саре-Хохотушке» и самый первый, вызвавший поллюцию (в нем я подходил к обнаженной девушке, которая лежала в гамаке и ела сливу). Эти два сна никуда не девались, год за годом оставались со мной, остальные же или полностью, или по большей части забылись.

Конечно, в снах, связанных с «Сарой», я помнил мелкие подробности: гагар, цикад, вечернюю звезду, желание, которое я загадывал, глядя на нее, что-то еще, но все это могло мне и почудиться. Фон, знаете ли. Их не следовало брать в расчет. Но оставались три серьезных, основополагающих момента, три больших предмета обстановки, которые следовало аккуратно распаковать.

В «Сариных» снах такими моментами были лес позади меня, дом — подо мной и я сам, Майкл Нунэн, застывший посередине. Я боялся идти к дому внизу, возможно, потому, что он слишком долго пустовал, но я ни на мгновение не сомневался в том, что идти туда надо. Пугало меня что-то или нет, я знал, что коттедж у озера — мое единственное убежище. Но только я не мог идти туда. Потому что не мог сдвинуться с места. Мои ноги вросли в землю.

В последнем кошмаре я все-таки смог добраться до убежища, да только убежище оказалось обманом. Более опасным, чем я мог себе представить, Моя мертвая жена выскочила из него с криком, завернутая в саван, и набросилась на меня. Даже пять недель спустя, в трех тысячах миль от Дерри, меня начинала бить дрожь, когда я вспоминал, с какой стремительностью несется на меня это белое нечто.

Но была ли это Джоанна? Я ведь этого не знал, правда? Я видел только белое одеяние. Гроб был похож на тот, в котором похоронили Джоанну, но вдруг это совпадение?