Месье, сделайте мне больно - [4]

Она подождала моей реакции, но ее не было, и она продолжила:

– Итак, я воровка. Деньги к этому не имеют никакого отношения. Макс богат, он дает мне их столько, сколько я захочу. Но я предпочитаю воровать… Я открыла это в себе как-то после полудня в одном магазине на Елисейских полях. Я не имела ни малейшего представления о том, что собиралась сделать. Совершенно случайно я зашла в бутик «Шанталь Томас» и остановилась перед парой колготок. Это, вероятно, вызовет у вас улыбку, но для меня это было точно откровение, Будто они были там для меня. Очень красивые, темного цвета, с шитьем по всей длине ноги, блестящей сеткой и алмазной инкрустацией на высоте лодыжек – намек на вульгарность, чтобы возбуждать мужчин, вызывать у них желание меня ударить. Модель называлась «Соблазнительница». Лучше и не скажешь. Мешочек, в котором они лежали, был необыкновенно мягким на ощупь. Такое ощущение, будто прикасаешься к женским ногам. Внезапно у меня возникла абсолютная уверенность, что это мои колготки. Нельзя украсть то, что вам уже принадлежит. Тогда, не раздумывая, не заботясь об охранниках и системах видеонаблюдения, я вынула их из мешочка и положила в свою сумочку. Самый естественный жест на свете. Я могла бы одеть их прямо там, они были моими, и никто не мог это оспорить. Впрочем, никто и не пытался, и я спокойно покинула магазин. Только снаружи я поняла значение своего поступка. Я была поражена, что совершила кражу! Этот поступок разоблачил меня, это была дикая выходка, от которой я не смогла удержаться. Это так же приятно, как мужская грубость. Я плакала от радости. А еще, в отличие от всего того, что я смогла украсть потом, эти колготки, я их потом сохранила. Я их еще ношу, это трофей, воспоминание о том, как я начинала, если хотите…

Она повернулась ко мне и улыбнулась с заговорщицким видом. Ее улыбка показалась мне омерзительной, но, вероятно, это был один из редких случаев, когда я не заснул, слушая ее.

– В тот раз мне повезло, – продолжила она, – но я не могла бесконечно на это рассчитывать. Я подумала, что нужно выработать свою систему, совершенствоваться, если хотите. И потом я не собиралась тратить время, воруя нижнее белье, у меня были другие устремления. Вот почему я остановилась на ювелирном Бернштейна. Он стал моей территорией охоты. Никто не знает это место лучше, чем я. Мне известно все о системах видеонаблюдения, расположении помещений, лучших часах для кражи, о возможностях отхода. Я подружилась с продавщицами. Одна из них даже раздобыла для меня ключ, чтобы открыть дополнительные запорные устройства, предохраняющие некоторые товары от кражи. Взамен я отдаю ей часть своей добычи. Заметьте, существует столько отъявленных негодяев, но их я узнаю сразу. Внешний вид не вводит меня в заблуждение. Например, охранники, которые сторожат витрины. Им никогда не удается сойти за настоящих клиентов. Иногда им помогают полицейские в штатском. Их тоже легко вычислить. Месяцами вожу их за нос. Однажды я похитила прямо у них на глазах колье с манекена. Они совершенно растерялись. Конечно, иногда они меня арестовывают, обшаривают с ног до головы, но ничего этим не добиваются и отпускают.

С видом победительницы она показала мне свое запястье. Оно было украшено очень дорогими часами.

– Это Жагер-ЛеКультр из розового золота, с заглавной. К в середине слова. Они стоят целое состояние. Я могла бы купить себе десяток таких, но больше возбуждает, если украдешь. В Бернштейне знали, что это моих рук дело, но ничего не смогли доказать. Тогда в отместку они предупредили Макса. Каждый раз, когда они меня подозревают, сообщают ему. Это жалкий метод.

– Когда Макс узнает об этом, он вас бьет, не так ли?

– Он впадает в страшную ярость. Не по моральным соображениям, успокойтесь. Макс не создан для них, бессовестный тип, готовый на все ради денег. Я знаю достаточно, чтобы засадить его в тюрьму до конца дней. Против него я невинное дитя. Но супруга, которая ворует с витрины, – это привлекает внимание. Он к этому не стремится. Особенно сейчас, со всеми этими его неприятностями, которые на него навалились. Я знаю, что он задумал податься за границу. Боится, как бы я не сорвала его бегство. Тогда он колотит меня, чтобы отбить желание делать глупости. Так он говорит, но на самом деле это возбуждает его до такой степени, о которой вы и понятия не имеете. Я всего лишь даю ему повод.

– И когда это закончится?

Она подумала несколько мгновений, перед тем как ответить:

– Со смертью одного из нас, я полагаю.

Действительно, это был способ закончить.

На этом я прервал сеанс.

Впоследствии воровства с витрины мы практически больше не касались. Едва я подходил к этому вопросу, как наталкивался на решительное сопротивление. К эпизоду в комиссариате она возвращалась, только чтобы напомнить не без коварства о роли, которую я там сыграл. Что до остального, то я снова получил право выслушивать ее старые песни о жестокости Макса. Вероятно, она хотела пробудить во мне такие же губительные желания, как и у своего мужа. Как бы то ни было, несмотря на провокации, я продолжал ее принимать. Это как с банком: если вы должны ему немного денег, он аннулирует ваш счет, если должны много, он сохранит вас в качестве клиента в надежде, что вы отдадите. Примерно так же было и с Ольгой. Она настолько овладела мной, что мне хотелось выяснить, что же со мной произошло. Оставалось засыпать, как только она приставала к земле насилия, что, впрочем, едва ли защищало меня от духов жесткости, которых она там заклинала. Ее речь насквозь пронизывала надежный бастион сна, в котором я находил убежище. Уничтожая все границы между явью и сном, речь материализовывалась в удивительно ясных образах, принимала абрисы, которые одни слова сами по себе не смогли бы вызвать. Я в буквальном смысле жил тем, что она мне рассказывала. Макс вытягивался на ней, обрушивал удары, его руки поднимались к ее горлу, он сжимал его изо всех сил. Из глубины сна я одобрял и разделял его усилия наказать супругу. Я просыпался настолько вымотанным, как если бы в действительности ее истязал.