Мертвый шар - [19]
Буцефал шумно затормозил у парадных ворот меблированных комнат Макарьева, что на Вознесенском проспекте, – места дорогого и пристойного во всех отношениях. Здесь останавливались солидные купцы, прибывающие в столицу по длительным делам или чтобы провести время вдали от семьи. Любили этот пансион и московские гости, а также офицеры чином не ниже майора.
Бородин уже занес ногу для красивого соскока, как вдруг чиновник полиции, и так много себе позволивший, приказал остаться на месте. И хуже того: подобрав вожжи, отправляться домой, чтобы ждать вестей. Звезда бильярда вскипела и фыркнула так натурально, что Буцефал с любопытством поворотил морду. Бросив в лицо нахалу: «Как вам угодно», Нил Нилыч выдал старт с места в карьер, какому позавидовал бы столичный ипподром.
Отряхнув налетевшее облако пыли и настроив положительно-солидный вид, Ванзаров направился к портье. Без лишних запирательств и предъявления полицейской книжечки стало известно, что дама находится у себя в «нумере», но когда пришла и провела ли сегодняшнюю ночь у себя – сведений нет.
На краткий стук в хорошо отлакированную дверь ответил приятный голос, довольно радостный:
– Да входи же, открыто!
За изгибом бархатного драпри обнаружилась богато обставленная гостиная, посреди которой, взмахнув пышными рукавами в лучах света, словно взбалмошный лебедь, застыла барышня в кружевном халате. Под халатом просвечивал пеньюар. Появление полноватого юнца вышло сюрпризом. Радостные объятия, распахнутые желанному гостю, превратились в неуклюжий жест сдачи в плен. Ванзаров не очень обрадовался такой картине. Куда больше ему глянулся бы остывший труп, засунутый в шкаф или под диван, или на худой конец израненная жертва, стонавшая от потери глаза. Дама, однако же, на жертву нимало не походила, имела вполне цветущий вид и смотрела, хоть и испуганно, в оба глаза, натурально голубых.
Подержим героев в застывшем состоянии, им от этого хуже не будет. Надо сказать, что вид женской красоты еще недавно лишал твердости стальное сердце чиновника полиции. Родион таял, как воск, и поддавался чарам. Излечило печальное происшествие, в котором стальное сердце прошло закалку и обросло двойной броней. Видя теперь какое-нибудь прелестное создание, юный Ванзаров нарочно делался равнодушным. Так что аж мороз по коже пробирал. Но вот сейчас, составляя мгновенный портрет барышни, не мог отделаться от странного чувства, что в совершенно незнакомой даме проглядывают какие-то знакомые черты. И потому стальное сердце предательски дрогнуло. Вот так вот нежданно… Ну да ладно, всякое бывает.
Отогнав призраков, Родион занялся деталями. Барышня была далеко не барышней, скорее к тридцати годам. Легкомысленна, но хитровата, взбалмошна, даже истерична, способна на необдуманный поступок, при этом несколько простодушна, характер скорее нетвердый, без сильного волевого начала, быть может, образованна, но поверхностно, никогда не знала тяжелой работы, свои женские достоинства воспринимает как должное. Что и говорить: впечатление было совсем не таким, на какое рассчитывал чиновник полиции. Было и еще одно предположение, но с ним Родион не спешил.
Барышня наконец справилась с руками и спросила:
– Вы кто?
Ни тени страха или высокомерия, скорее веселое любопытство.
– Госпожа Незнамова Олимпиада Ивановна? – Ванзаров изобразил почтение.
– Откуда вы меня знаете?.. Как мило!.. Мы разве встречались?.. У вас усы такие милые… Вам идут… Что стоите – садитесь!.. Нынче правда жарко?.. Такие ароматы из окна… Вы любите цветы?.. Я их обожаю… Хотите чаю? Я прикажу половому… Знаете, что такое карамболь?.. Я играю порой… Люблю прогуляться по Невскому… Кто-то стучит, я думала, Нилушка… А вы такой приятный!.. Где служите?.. У вас есть дама сердца?.. Ха-ха…
Болтая без умолку, Липа схватила Родиона за плечо, усадила на стул, тут же подняла, толкнула в кресло, заставила встать рывком, что-то прикинула и вернула на стул, сама же встала напротив, сложив кисти рук по-балетному. И все это не закрывая рта.
– Позвольте, – успел вставить Родион, у которого от трескотни зарябило в глазах. Но ему не позволили.
– Были на моем представлении? – вскрикнула Липа. – Ах, не были!.. Как нехорошо, по глазам вижу… Не любите театр?.. Театр – это все… Я имею громадный успех… «Аквариум» мне рукоплескал… Нельзя хмуриться, надо развлекаться!.. Играете на бильярде?.. У меня хороший удар… Хотите, покажу свой номер?.. Только, чур, бурные аплодисменты… Ха-ха!.. У меня ангажемент до конца октября… И потом хотят продлить, прямо в ногах валяются… Не знаю, что и делать… Что скажете?.. Смотрите, как умею…
Замахав рукавами-крыльями, Липа метнулась к шкафу, вынула тонкий дамский кий, запрокинула голову так, что рот открылся, как кастрюля, и, наставив вертикально полированную палку, медленно проглотила ее чуть не до ручки. Ванзаров боялся шелохнуться. Однако фокус удался. Липа извлекла кий, который должен был тайно выйти со спины, чтобы поместиться в некрупном теле, подняла его победным знаменем и закричала:
– Оп-ля!.. Аплодисменты!.. На сцене глотаю шпагу и пою при этом арию Кармен… Публика в восторге… А вы так сможете?.. Нужна большая тренировка… Что вы такой бледный, юноша, улыбнитесь!.. Ну где же аплодисменты?..О, благодарю!.. Ах, я такая каботинка…
