Мёртвый палец - [29]

Но за ним гналась разъяренная толпа, и один носильщик уже хотел схватить его, как раскрылись ворота и францисканский монастырь доставил ему убежище. Когда ворота за проскользнувшим преступником закрылись, в толпе раздался рев ярости и тысячи проклятий огласили воздух против ордена, присвоившего себе право укрывать убийцу от земного правосудия. С трудом, при помощи обещания, что Ланглад все-таки будет в руках правосудия, удалось полицейским чиновникам успокоить толпу и уговорить ее разойтись.

Но не так-то легко было исполнить обещание. Одной из особенных привилегий францисканского ордена, бывшего тогда во всей силе, было то, что если преступник прибегал к покровительству ордена, то светская власть теряла над ним всякие права, и он подвергался только суду духовному. Но этот последний наказывал по своим статутам, предписывавшим бичевание и пост, но не допускавшим смертной казни. Последняя применялась только тогда, когда преступление касалось непосредственно церкви, например, за кощунство над причастием, соблазн или изнасилование монахини; в этих случаях преступника замуравливали, то есть закладывали в стену, насмерть. Но так как Ланглад не учинил ни одного из этих преступлений, то было сомнительно, чтобы он подвергся этой последней казни.

Следовательно, светская власть ничего не могла сделать, и как поступить с Лангладом за его преступления, — было предоставлено на произвол францисканцев. Никто не помнит, чтобы убийце удавалось находить у них убежище и покровительство. Но если кто входил в церковь, чтобы схватить преступника, тот подвергался высшей степени отлучения, и ни один человек в Авиньоне не отважился бы на такое чудовищное дело. Поэтому необходимо было выхлопотать разрешение архиепископа и папского легата, за которым на следующий день и обратились.

Архиепископ, признавая желание народа вполне заслуживающим удовлетворения, недолго думая, дал свое разрешение, легат же встретил затруднение и посланной к нему депутации объявил, что «хотя ему и неприятно, что преступник нашел у францисканцев убежище, но покамест тут ничего нельзя сделать, потому что он не может нарушать прав ордена. Однако, он не против, если его преосвященство возьмет на себя ответственность».

— Хорошо! — сказал архиепископ, когда депутация граждан передала ему решение Винчентини. — Не я буду виноват, если преступник не будет передан светской власти.

И он тотчас же послал настоятелю францисканского монастыря приказ выдать Ланглада.

Но настоятель стал отстаивать его и сослался на свои привилегии.

— Господь Бог открыл убежище у нас этому несчастному и будет судить его по своей благости. Он более не под-лежнт земному правосудию.

— Это все равно, — отвечал архиепископ. — Взять его именем церкви и отправить в темницу!

— Но, господин архиепископ, он лежит под самым престолом и я не имею права выдавать его оттуда, — возразил с неудовольствием настоятель.

— Даже если бы он находился в самом ковчеге, — сказал его преосвященство, сильно раздосадованный упорством настоятеля, — я приказываю, чтобы он, несмотря на это, был передан в руки правосудия.

Рассерженный настоятель ушел посоветоваться об этом деле с монахами. Эти последние настаивали, чтобы он не исполнял приказания и по некотором размышлении он согласился с ними. Как подчиненный архиепископа, он должен был его слушать, но так как папский легат, в последней инстанции, не утвердил приказания, то настоятель еще мог оказать неповиновение своему непосредственному начальнику.

Вместе с тем, дело о выдаче Ланглада осталось нерешенным. Не зная о результате переговоров, этот последний стал уже торжествовать и радоваться придуманной хитрости убежать к францисканцам.

— Они не посмеют меня выдать, — говорил он себе, — и покамест я спокоен за свою жизнь. Таким образом, в своей келье я спокойно дождусь того времени, когда буря уляжется, а тогда посмотрим, как выбраться из этой чертовой ямы, потому что поступать в монахи я не чувствую ни малейшей охоты.

X

Лангладу скоро пришлось убедиться, что он торжествовал слишком рано.

Прошло уже три дня с тех пор, как он попал в монастырь. Народ громко роптал против легата и настойчиво требовал выдачи Ланглада. Между тем, первый, не желая ни слишком приступать к францисканцам, ни ссориться с гражданами, обдумывал, как бы овладеть преступником. Случай, нередкий сотрудник юстиции, помог и Винчентини.

При обыске квартиры Ланглада, предпринятом тотчас же после его бегства, нашлись, кроме различных принадлежавших убитому часовых дел мастеру вещей, документы «Рауля Бонгле, землевладельца из Карпентра» и, кроме того, требник одного целестинского монаха, по имени Иосиф Делакруа. Как попали к Лангладу эти последние вещи? Не иначе как вследствие грабежа. Эта находка открыла Вин-чентини глаза. Рауль Бонгле ведь и был тот молодой человек, который в среду на первой неделе великого поста сообщил ему о новой шайке преступников, известной под именем «усыпителей». Нельзя было сомневаться, что Ланглад, убивший четырех человек, принадлежал к той же шайке. Но открытия этого нового злодеяния было еще недостаточно для того, чтобы вынудить у францисканцев его выдачу.