Мёртвый город на Неве - [61]

Жак поднялся и пренебрежительно отряхнулся.

Это взбесило старого волка, вывело из себя. Он взревел и бросился на Жака напролом.

На это Жак и рассчитывал. Он был готов. Он ловко уворачивался, не давая противнику сомкнуть пасть на своей шкуре. Старый волк то и дело щелкал в воздухе зубами, лишь раз незначительно поцарапав Жака.

Так продолжалось некоторое время, и потом старый оборотень начал сдавать. Движения его становились все более неуклюжими, броски неточными. К ярости, застилавшей глаза, примешалась теперь и усталость.

И тогда прыгнул Жак.

Он обманул старого волка ложным маневром, извернулся на лету и вцепился «жандарму» в шею.

Старый волк крутился, катался по земле, мотая Жака из стороны в сторону, но высвободиться из захвата ему не удавалось.

Анри и прочие оборотни заметили, что Жак жалеет старика. Ведь он мог просто выдрать «жандарму» горло, но не делал этого. Жак ждал, когда противник выдохнется.

И вот уже старый волк мог лишь хрипеть, да елозить лапами по мокрой земле.

Жак отпустил его, подтащив к ногам Гуннара.

Оборотень-жандарм заскулил и, поджав хвост, отполз к ближайшим кустам. Но на него уже никто не смотрел. Все Нидхольмы уставились на Жака.

— Ты победил… Жак Кребье! — сказал Гуннар и смутился.

Видимо, он хотел произнести это величественно, подобающе случаю, а получилось скорее удивленно.

— Говори! — продолжил глава клана. — Теперь мы выслушаем тебя, и ты продолжишь свой путь.

— Я победил! — рявкнул Жак. — Я победил не потому, что я сильнее или ловчее. Не потому, что меня обучали и натаскивали. Я победил, потому что дрался за свободу! За свободу для всех. Для себя… для нее, — он кивнул на Анну, — и для всего нашего племени. А моим противником управляла лишь злоба и ненависть, что привили ему жандармы Дюссельдорфа. Теперь вы знаете свою силу! Знаете силу свободы!

Жак перевел дух, оглядев стаю Нидхольмов. Все слушали его, даже Гуннар. Никто не посмел прервать или вставить хоть слово.

— А говорить будет она! — Жак отошел в сторону, давая Анне взобраться на валун. — Она не одна из нас, но она мне как мать. Она старше и мудрее. Слушайте Анну!

Анна смутилась, не ожидая такого от Жака, но Анри подбодрил ее, улегся рядом.

Анна рассказала Нидхольмам все. Почти все, что уже произошло и все, что они собираются сделать. Говорила она спокойно. Она устала от речей. И теперь она с надеждой взирала на оборотней, потому что знала: они нужны ей. Глуты и жандармы будут рыскать теперь повсюду. Незамеченными больше не пройти, и придется прорываться с боем.

Русалка говорила, а оборотни — кто стыдливо отворачивался, а кто и в ужасе пятился от нее.

Когда Анна закончила, воцарилась гробовая тишина. А потом поднялась со своего места старая седая волчица.

— Мы выслушали тебя, но мы не пойдем с тобой, — говорила она, опустив голову. — В этой битве не будет победителей. Мы итак потеряли многих. Прости…

Нидхольмы потихоньку покидали поляну.

— Я пойду с вами! — неожиданно рявкнул Гуннар. — Хоть я тоже не верю в успех и не надеюсь вернуться живым, я должен… в память о вашем отце, Онорэ, что был свободным оборотнем до самого конца! В память о наших предках, достойных потомках Ворлака, я иду с вами. И если нам суждено вернуться, вы, Жак и Анри, будете желанными гостями на нашей земле. Теперь я вижу, как я был неправ, когда настаивал на вашем изгнании…

— Я тоже пойду, — рыкнул старый одноглазый волк, что сидел уже в одиночестве. — Давно пора…

— И я! Я тоже с вами! — взвизгнул щенок, один из тех, что жался к матери. Он выскочил из-за кустов и теперь гордо вышагивал по поляне.

Но вернулась его мать, виновато посмотрела на Гуннара, схватила отпрыска за шкирку и ушла восвояси.

Анна теребила холку Анри, и тут заметила, что тот вздрагивает. Анри Кребье плакал.

Гуннар, одноглазый, Жак, Анри и Анна отправились на север, на землю Кребье.

Родной клан встретил волков прохладно. Правда, оборотней-Кребье было немного, большинство — отправились на охоту. Лишь двое молодых, одногодки Жака и Анри, драные и поджарые волки, вызвались добровольцами.

Ждать кого-то еще времени не было, да и смысла, судя по всему, тоже.

Анна, теперь уже во главе небольшой стаи оборотней, повела всех обратно, к Малой невке. Теперь она переживала лишь за Антона и Нестора Карловича. Надо было встретиться с ними, и время уже поджимало.

Они пробирались по Петроградке, опасливо озираясь. Кругом царило безмолвное запустение. По сторонам широкой разбитой дороги ютились домики. Дачи, крохотные усадьбы, дома чухонцев на высоких гранитных фундаментах. В последнее время здесь мало кто селился, сады заросли, некоторые дома выглядели заброшенными.

Навстречу попалось несколько прохожих, кутавшихся в плащи от дождя и промозглого ветра. Проехала телега, запряженная дохлым ишаком. На козлах сидел отвратительного вида карлик, который занервничал, завидев оборотней. Ишак же оставался флегматичным, продолжая размеренно месить копытами дорожную грязь. Видимо, понимал, что на то, что от него осталось, никакой уважающий себя оборотень не покусится.

Чем-то неуловимым привлек этот карлик Анну. И она непременно бы осмотрела его телегу, будь у нее хоть чуточку больше времени. Но надо было спешить.