Мертвые собаки - [16]

Собрание открыл секретарь обкома партии. Напрасно он, набычив шею, бросал громкие возгласы в зал, при этом, не выпуская из поля зрения своего высокого начальника. Устав от впечатлений минувшего дня, тот безмятежно спал. В течение длинной, тщательно подготовленной речи, состоящей из общих фраз, о победной поступи социализма, высоких достижений области в сельском хозяйстве, промышленном и гражданском строительстве, «Призрак коммунизма» лишь несколько раз поднимал голову, обводил взглядом равнодушный зал, и довольно внятно вставлял реплику: «Так! Ну, ну!» Докладчик при этом сбивался и бледнел. В волнении он даже осушил граненый стакан воды, тем самым способом, который вызывает тихую зависть у начинающих пьяниц. Пожалуй, лишь этот момент вызвал некоторое оживление в зале. После каждой своей реплики, вставляемой в речь докладчика, «Призрак коммунизма» менял свою позу на более удобную и немедленно засыпал. При этом выражение его лица становилось внимательнее и умнее.

— Цель нашей партии на сегодняшнем историческом этапе — Ускорение! — закончил свою речь секретарь.

Пробившись к самой вершине власти в марте 1985 года, очередной генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Горбачёв, прежде всего, попросил помолчать хор льстецов, прикармливающийся около трона. В наступившей тишине он вдруг длинно, умно и непонятно заговорил сам. Говорил он без бумажки, и это было очень удивительно. Может потому, что у него никогда не было под рукою шпаргалки, он не всегда делал правильные ударения в словах. К тому же, он обладал редким даром в произношении длинных речей, зачастую либо не содержащих никакого смысла, либо состоящих из обрывков не связанных между собою мыслей. Корявые слова, режущие слух, автором которых был сам генсек, пресса, отвергнув всякую грамматику, тут же вводила в норму русского языка. Словесная шелуха, в подражание генсеку, вскоре стала эталоном партийного общения. Из длинных речей товарища Горбачёва всем стало ясно только одно, что страна вступает в свой новый исторический этап социалистического развития, который называется «Ускорение». Правда, что такое «Ускорение» никто не знал, в том числе и сам автор этого слова, но из–за частого его употребления, все вскоре к нему привыкли, как со временем привыкают к любому постороннему шуму. Поэтому, против всякого ожидания, конец речи докладчика тоже не сорвал аплодисментов. Однако вялые хлопки разбудили «Призрак коммунизма», он поднял голову и промолвил: — Так! Ну, ну!

Заняв своё место в президиуме, секретарь обкома предоставил слово директору строящейся атомной станции. Здесь его подчиненные не подкачали. Треть зала встала и громкими овациями проводила своего начальника до самой трибуны. «Всякое видел, но с такой явной демонстрацией подхалимажа, я встречаюсь впервые, — подумал Безродный, — неужели они того не понимают, насколько всё это выглядит противно и гадко? И эти подхалимы будут управлять ядерными процессами? Специалист, он себе цену знает и не позволит себе такого унижения, чтобы прогибаться перед каким бы то ни было чинушей. А эти способны на всё, лишь бы угодить начальнику. Такое только на Украине возможно. А почему? Наверное, потому, что хохлы всегда были чьими–то рабами. То они под турками прогибались, то под литовцами, то перед поляками шапки ломали, потом под Россию легли. А раб, он и есть раб, это у них уже в генах. У раба совершенно иная философия жизни и у него нет своего мнения, ибо он есть вечный слуга своего господина, то есть подобострастный исполнитель чужой воли. Раб будет льстить своему господину и лютой ненавистью ненавидеть такого же раба, как он сам, ибо тот есть конкурент в очереди за хозяйскими объедками. Рабу важно продемонстрировать любовь к своему хозяину, он с готовностью выполнит любое его желание, обворует его при первом же удобном случае и плюнет ему в спину».

Новый оратор, Алексей Иванович Троценко, уже давно получал причитающуюся ему персональную пенсию. Парнишкой он был призван на фронт уже в самом конце войны, но восемь долгих лет верой и правдой прослужил Отечеству. Служба в политотделе дивизии уберегла его от голода и ран и дала некоторые преимущества при поступлении в институт. Окончив его, он вновь посвятил себя партийной работе, но выше директора станции так и не дослужился. Эта работа была для него новой, и потому всю свою деятельность он направил на подбор кадров для будущей АЭС. Встав на трибуну, он обвёл взглядом зал, отметил в своей цепкой памяти тех, кто недостаточно добросовестно хлопал, прокашлялся и начал своё выступление. Если отбросить все общие фразы о моральном облике советского специалиста, о политической ситуации в мире, об угрозе западных держав, которые напрасно пытаются раздавить нас своею экономической мощью, то его полуторачасовая речь поместится в нескольких строчках, которые я здесь и привожу:

— Строители совсем обнаглели! Строят не то, что надо, а то, что им выгодно, чтобы денег побольше сорвать! Лабораторный корпус выстроили, два миллиона на нём перерасходовали, а красить не собираются, потому, что отделочные работы дёшево стоят! Помещения под монтаж оборудования сдавать надо, а ни одно здание, ни одно помещение до сих пор не готово!