Мертвые могут танцевать: Путеводитель на конец света - [22]

9

Я не переживаю, что так вышло. Вернее, переживаю, да что тут поделаешь? Я уехал домой, она осталась в Якутске. Больше мы не виделись ни разу. Нашему сыну уже восемь лет. Я узнавал у общих знакомых: отчество ему записали какое-то взятое с потолка… не мое.

Она была самой лучшей женщиной в моей жизни. Тогда мне казалось, что впереди будут тысячи таких, как она, но оказалось, что нет впереди ничего интересного. По крайней мере, в этом смысле.

А за четыреста лет до меня из Якутска так же позорно бежал крепкий мужчина Демид Сафронов, по прозвищу Пянда. Но это было тоже не важно. По проложенному Пяндой пути в Якутию, страну дальнюю, от века неслыханную, шли уже не отдельные авантюристы, а до зубов вооруженные правительственные отряды из Тобольска.

Якуты пытались сопротивляться. Один из охотников за ясаком писал царю в Москву:

Тех же якольских людей князьцы с нами, холопьями твоими, дрались по все дни, твоего, государева, ясака нам не давали и нас, государь, холопей твоих, не хотели из своей земли выпускать, а нас, государь, было немного и по все дни мы нужду, стужу и голод терпели, кобыльё и прочую скверну ели.

С покорением Якутии территория России увеличилась в шесть раз. Именно после этого стало ясно: Евразия будет русской. Якутск стал главным плацдармом при завоевании новых земель. Отсюда было очень удобно двигаться и на северо-восток (к Чукотке и Камчатке), и на юго-восток (в сторону Китая).

Через пятнадцать лет после Пянды Губарь Иванов с 30 всадниками первым дошел до Чукотки и встретил там воинственные племена юкагиров. Аборигены приняли лошадей за диких животных и пытались на них охотиться. В ответ казаки принялись за планомерное истребление юкагиров.

Не хуже шли дела и на китайском направлении. Через тридцать лет после Пянды казачьи отряды вышли к Тихому океану. Сотник Иван Черный случайно наткнулся на Курильские острова. Он тут же обложил островитян данью, провел несколько показательных казней, в погоне за разбегавшимися племенами открыл еще 19 островов, и если бы не был срочно отозван назад в Якутск, то наверняка присоединил бы к Москве весь Японский архипелаг.

Русская конкиста продолжалась шестьдесят лет. Ввязавшись в драку на Урале, русские не успокоились, пока не попытались присоединить к Москве Китай и Северную Америку.

И все равно самой богатой русской колонией была Якутия. Бунты и волнения длились еще столетие, но князьям тайги все равно пришлось принести присягу на верность Ырыахтаагыту — «царю, далеко пребывающему». В смысле — русскому царю.

А старый, совсем дряхлый Тыгын-тойон, далекий предок моего наполовину якутского, наполовину русского сыночка, был взят казаками в заложники и погиб в только что отстроенной русской крепости — Якутском остроге.

Часть третья С тобой или без тебя

9 Стамбул, бывший Второй Рим

1

Я приехал в Стамбул, чтобы встретиться с главным турецким писателем Орханом Памуком. Под эту поездку я развел на аванс редактора одного некрупного питерского журнальчика, плюс добавил немного собственных денег.

Памук в Турции дико популярен. В бук-шопах на главной улице Стамбула книжки продаются всего двух видов: либо Коран, либо написанные Памуком. При византийцах главная стамбульская авеню называлась Меса, а при янычарах стала называться Диван-йолу. Она шла от Голубой мечети до Крытого рынка. Бук-шопов на этой улице было много, а вот попить кофе здесь почти негде. Местами продавался турецкий кофе, но его я не люблю. Эспрессо из автомата здесь не продавали.

Дома, в Петербурге, я заказываю в кофейнях double-espresso. Солнечная сторона Невского от площади Восстания до улицы Маяковского давно превратилась в одну большую кофейню. Сперва там идет «Идеальная чашка», потом «Кафе Марко», потом анонимное заведение с кожаными диванчиками, потом Respublique of Cofee… Между кофейнями втиснулось еще два кинотеатра и три книжных магазинчика. Это был отличный квартал, вот только я для него немного староват.

В петербургских кофейнях сидят тысячи модников. Девушки носят спущенные на бедрах брючки. Из-под брючек торчат девушкины трусы. Молодые люди носят очки без диоптриев. С собой в кофейни они приносят глянцевые журнальчики и модные романы, но никогда их не читают, а только пьют кофе, громко болтают, курят сигареты light и шлют соседкам по столику SMSки.

А за тридцать лет до появления моды на торчащие из-под брюк трусы во всем моем городе было только одно кафе, где варили нормальный double-espresso, — «Сайгон» на углу Невского и Владимирского.

Сюда ходили рок-н-ролльщики и похмельные поэты. Произнося «маленький двойной», они имели в виду не чашку хорошо сваренного кофе, а наперсток ядовитого варева. Помимо «маленьких двойных» эта публика пила также «маленькие четверные» и даже «восьмерные». В миллиграммовые чашечки буфетчицы утрамбовывали смертельные дозы кофеина. Михаил Файнштейн из гребенщиковской группы «Аквариум» рассказывал мне о буфетчице, которая варила такой напиток, что после пары глотков стены вокруг начинали менять цвет.

«Сайгон» был неплохим местом. Да только когда он переживал свои лучшие годы, лично я был школьником младших классов и ходил не сюда, а в кружок при Дворце пионеров.