Мертвые из Верхнего Лога - [13]

Кофе… Он обещал кофе…

Мите думалось, что незнакомец ведет его к себе в дом, но тот вдруг остановился посреди пустого двора, возле старого клена.

— Прошу вас, молодой человек.

Митя заметил, что на земле, под их ногами, валяются старые одеяла. У него задрожала нижняя губа. И так горько вдруг стало — гораздо горше, чем в тот день, когда дворник Никодим отнял у него башмаки. Было обидно, что он позволил себя провести. Да еще кому позволил — себе самому! Незнакомец и двух слов не успел сказать, Митя сам все сочинил. Так хотелось поверить в то, что в этом хаосе у кого-то еще может быть дом.

Должно быть, все горькие мысли были написаны на его лице. Потому что странный незнакомец вдруг хлопнул его по плечу и, рассмеявшись, сказал:

— Да полно же вам, хватит кукситься. Сейчас кофий пить будем… Зовут вас как?

— Дмитрием. — Митя опустился на отсыревшее одеяло и обнял колени руками.

— Меня — Хунсаг, — с легким поклоном сообщил мужчина.

— Что за имя странное? — удивился Митенька.

— Уж какое есть, таким и довольствуюсь, — мягко улыбнулся Хунсаг. — Вам, Дмитрий, кофе с сахаром?

Мальчик обескураженно кивнул.

Хунсаг отошел куда-то за угол, и, несмотря на разочарование, Мите вдруг стало страшно, что он больше не вернется.

Заморосило.

Юноша закутался в одно из одеял — хоть и отсыревшее, но все же теплее. Его била дрожь. Суставы будто бы покрылись корочкой льда. «Если свалюсь с жаром, мне конец, — почти без эмоций подумал Митенька. — Не выжить мне».

— Хорошо, что у вас, Дмитрий, хотя бы хватило ума на то, чтобы избавиться от жалости к себе. Сколько дней вы бродяжничаете? Судя по состоянию вашего сюртука, не больше недели. И уже такой прогресс.

Хунсаг подошел незаметно со спины. Шаги его были неслышными, и это Митю удивляло — за дни вынужденного бродяжничества он обрел животную привычку прислушиваться. Мир звуков, которому раньше мальчик не придавал значения, вдруг стал чем-то вроде защитного талисмана. Прячась в подворотнях, он прислушивался к шагам прохожих и мог наверняка сказать, идет мужчина или женщина, обут ли человек в грубые кирзовые сапоги, или на нем изящные ботинки, гуляет ли он, охотится или убегает от погони. Хунсаг же будто летал над мостовой, не касаясь земли подошвами своих тщательно вычищенных туфель.

«Может быть, я брежу? — мелькнула тоскливая мысль. — Может быть, у меня видения? И в самом деле: какой-то чудной дядька в бархатном халате подходит на улице, предлагает кофе… Что ж, даже если так, не худший способ умереть».

— Не рано ли умирать собираетесь? — подмигнул мужчина. — Вот, держите.

И протянул ему грубую солдатскую кружку, от которой поднимался тонкий ароматный парок. Митенька вдохнул божественный, шоколадный, нездешний запах, потом сделал крошечный недоверчивый глоток… Кофе! Крепкий, горячий, пряный и очень сладкий! Все еще не веря в реальность происходящего, Митя медленно, крошечными глоточками, выпил кофе, оставив немного на донышке — на «десерт». Впервые за последние дни ему не было холодно. Кончик языка ощущал знакомую сладость, и это было теплее и уютнее, чем играть в вист у камина.

Хунсаг присел на отсыревшее одеяло рядом с ним. Он по-прежнему держался с достоинством, которое казалось неуместным в подобных обстоятельствах, но почему-то воспринималось органично. Наконец Митя рассмотрел его вблизи. У него было красивое породистое лицо — белая кожа, на которой деликатно розовел естественный румянец здорового человека, много времени проводящего на свежем воздухе, светло-серые глаза, большие и умные, прямой нос с едва заметной горбинкой, каштановые вьющиеся волосы, чистые и блестящие, аккуратно подстриженная бородка. Надо же, у мужчины внешность и манеры аристократа, и все же он так запросто чувствует себя в этом мрачном дворе, на старых одеялах.

— А вы… вы тоже потеряли дом? — осмелился поинтересоваться Митя.

Почему-то невинный и вполне логичный вопрос вызвал у странного мужчины смех. Как будто бы Митя рассказал анекдотец.

— Что вы, мой друг, — наконец ответил он. — Дом я еще не обрел, так что, к счастью, терять мне было нечего.

Митенька замолчал, смущенный.

— Полно вам, не обижайтесь, — подмигнул Хунсаг. — В вашем возрасте я был таким же неженкой.

— Сколько же вам лет теперь? — спросил Митя, поскольку выглядел его новый знакомый максимум на двадцать с небольшим, что едва ли давало ему право на снисходительную ремарку «в вашем возрасте».

— Понимаю, что в это трудно поверить, но мне уже за семьдесят, — вздохнул Хунсаг. — И не надо так таращить глаза, молодой человек. Я всю жизнь работал над бессмертием и кое-чему успел научиться.

— Вы… вы… Вы чумной какой-то! — вырвалось у Мити. Мальчик тотчас же закусил губу — получилось так невежливо, так грубо. В конце концов, кем бы ни был странный встречный, он угостил его кофе, отвлек, дал возможность согреться.

Хунсаг на Митенькины слова не обиделся, а по-прежнему изучал юношу со спокойной, будто бы примеривающейся улыбкой.

— Мне кажется, у вас есть все данные для бессмертия, молодой человек, — наконец сказал он. — То есть я выразился не совсем ясно. Изначально у каждого из ходящих по земле есть такие данные, но уже к вашему возрасту их, как правило, сводят на нет глупыми принципами, чужими кодексами и банальными мыслями. В ваших же глазах есть что-то… есть нечто… свежее. И даже хорошо, что вы остались без дома и родных именно сейчас. Можете благодарить бога, или в кого вы там веруете, — вам повезло.