Мертвые идут! - [7]

Фринна неожиданно села.

— Привет, — поздоровалась она с комендантом, еще не до конца проснувшись. — Надо же! Колокола все еще звонят.

Комендант встал, отведя глаза.

— Думаю, сказать больше нечего, — заметил он, обращаясь к Джеральду. — У вас еще есть время. — Он кивнул Фринне и вышел из вестибюля.

— На что у тебя есть время? — потягиваясь, спросила Фринна. — Он пытался обратить тебя в свою веру? Уверена, он — анабаптист.

— Что-то вроде этого, — ответил Джеральд, пытаясь сосредоточиться.

— Может, пойдем к себе? Извини, но я хочу спать.

— Незачем извиняться.

— Или пойдем еще погуляем? Прогулка меня взбодрит. Может быть, начался прилив.

Презирая себя за слабость, Джеральд не решился сказать ей, что они должны немедленно уехать, без средств передвижения и без всякой цели, идти пешком всю ночь, если потребуется. Он подумал, что и сам, вероятно, не уехал бы, даже будь он здесь один.

— Если ты хочешь спать, возможно, это и к лучшему.

— Милый!

— Я имею в виду колокола. Бог знает, когда они перестанут звонить. — И тут же почувствовал новый приступ страха.

Из двери, ведущей в бар и расположенной напротив той, куда вышел комендант, появилась миссис Паскоу. Она несла поднос с двумя дымящимися стаканами. Она огляделась вокруг, очевидно, желая удостовериться, что комендант действительно ушел.

— Я подумала, что вам обоим не помешает выпить на ночь. «Овалтин» с кое-какими добавками.

— Спасибо, — поблагодарила Фринна. — Лучше и придумать было нельзя.

Джеральд поставил стаканы на плетеный стол и быстро допил коньяк.

Миссис Паскоу принялась передвигать стулья и поправлять подушки на диванах. У нее был изможденный вид.

— Комендант — анабаптист? — спросила ее Фринна. Она гордилась собой, что опередила Джеральда и первой начала пить горячий напиток.

Миссис Паскоу на мгновение оторвалась от подушек.

— Не знаю, что это такое, — ответила она.

— Он забыл книгу, — переменила тему Фринна. Миссис Паскоу бросила равнодушный взгляд в другой конец вестибюля.

— Интересно, что он читает, — продолжала Фринна. — Наверняка «Жизнеописание мучеников» Фокса. — В нее словно какой-то дьявол вселился.

Но миссис Паскоу знала ответ.

— Всегда одно и то же, — с презрением бросила она. — Он читает только одну книгу. Она называется «Пятнадцать решающих сражений мира». Он читает ее с тех пор, как приехал сюда. Дойдя до конца, опять начинает сначала.

— Может, отнести ее ему? — предложил Джеральд. Не из вежливости или симпатии, а скорее из опасения, что комендант может вернуться в гостиную: после нескольких минут размышления он горел желанием устроить перекрестный допрос.

— Большое спасибо, — обрадовалась миссис Паскоу, словно освободившись от аналогичных опасений. — Комната номер один. Рядом с фигурой японского воина в доспехах.

Она вновь принялась взбивать подушки. Джеральду с его воспаленными нервами это занятие показалось чересчур нарочитым.

Он взял книгу и пошел наверх, рассматривая ее по дороге. Явно подарочный экземпляр — в кожаном переплете, с золотым обрезом. Выйдя из гостиной, Джеральд взглянул на титульный лист: там крупным почерком было написано «Моему дорогому сыну Раглану за его заслуги, признанные Королевой. От гордого отца, генерал-майора Б. Шоткрофта». Под надписью красовался уродливый военный крест, поставленный примитивным штемпелем.

Японский воин в доспехах притаился в темном углу — точно так же, как и сам комендант во время их первой встречи. Широкий козырек шлема скрывал черные глазницы, усы топорщились весьма реалистично. Казалось, он стоит на страже, охраняя дверь позади себя. На двери не было номера, но поскольку другой двери поблизости не оказалось, Джеральд решил, что это и есть комната номер один. Чуть дальше в пустом, тускло освещенном коридоре виднелось окно с допотопной подъемной рамой, которая вибрировала от оглушительного рева колоколов.

Джеральд постучал.

Если ему и ответили, ответ заглушили колокола; поэтому он постучал снова. Не дождавшись ответа и после третьего стука, он осторожно открыл дверь. Ему необходимо было узнать, могут ли они рассчитывать на благоприятный исход, если Фринна и он запрутся в своем номере до рассвета. Он заглянул в комнату и перестал дышать.

Свет не горел, но шторы, если они имелись, были отдернуты с единственного окна, и нижняя рама поднята до упора. Бой колоколов проникал в каждую клеточку, и среди всего этого грохота в полумраке на полу стоял на коленях комендант, на его коротких седых волосах мерцал призрачный свет безлунной ночи, а голова лежала на подоконнике, как на гильотине. Он закрыл лицо руками, но не полностью, и Джеральд увидел его выражение. Возможно, он неправильно его истолковал — кто-нибудь мог назвать его исступленным, но Джеральду показалось, что на его лице застыла мученическая гримаса. Она напугала его больше, чем все остальное.

Внутри комнаты колокола ревели, как разъяренные львы.

Он долго стоял, не в силах пошевелиться, и не мог понять, знает ли комендант о его присутствии. Во всяком случае, прямой реакции не последовало, однако пару раз он вздрогнул и дернулся в сторону Джеральда, как человек, которого потревожили во сне. Джеральд терзался сомнениями по поводу книги; в конце концов он решил ее оставить главным образом потому, что сама мысль о ней была ему неприятна. Он на цыпочках прошел вглубь комнаты и положил ее на едва различимый в темноте деревянный сундук, стоявший около простой металлической кровати, другой мебели в комнате не было.