Мертвые души. Том 3 - [18]

— Вот, кстати, очень хорошее средство. Пускай жуёт веточки, а сок в горло пускает. Очень хорошее средство!

— Так ведь он весь в колючках, да к тому же горький, — отвечала Надежда Павловна, имея в виду, конечно же, столетник. На что доктор верно заметил:

— Да и ваш больной тоже не дитя, чтобы его конфектами кормить! — с чем и укатил, бросивши на прощание:

— Про порошки, про порошки не забывайте! А я к вам денька через два снова наведаюсь.

Несмотря на жар и распухшее горло для Павла Ивановича настали полныя блаженства денёчки! С утра пораньше перебирался он из своей комнаты в гостиную, где для него на софе уж сооружена была постель, на которой, под неусыпным вниманием хозяйки, он и проводил всё время до самого вечера. Надежда Павловна то и дело меняла ему тёплые компрессы на горло, следила по часам, как принимает он порошки и, обрезая со своего столетника мясистыя веточки, заставляла Чичикова жевать эти, нестерпимой горечи колючки. Павел Иванович противился было неприятной сей процедуре, но она уговаривала его с такою заботою и нежностью, с какою не всякая мать, порою уговаривает и своё дитя, гладя его при этом по голове, заглядывая в глаза, и он, отступивши пред ея уговорами принимался за жевание очередной веточки, коих на бедном столетнике оставалось всё меньше и меньше.

Старичок доктор оказался прав – средство сие и впрямь было отменным, потому что после каждого изжёванного и изгрызенного им мясистого отростка Чичиков чувствовал, как боль в горле у него стихает, а опухоль уменьшается разве что не на глазах. Дела его быстро пошли на поправку, так что через два дня, когда доктор снова заехал с визитом, Павел Иванович был уже почти здоров. Доктор, как и в первый раз, осмотрел нашего больного, и, оставшись довольным предпринятым осмотром, похвалил и его и Надежду Павловну за то усердие, с каким велось лечение.

По отъезде доктора Чичиков было спохватился о том, что позабыл расплатиться с ним за визиты, на что Надежда Павловна не велела о том и беспокоиться, потому как давеча ею послан был доктору возок с овсом в уплату и уж за состоявшиеся его посещения и за будущия. Тут Чичиков пытался, было протестовать, на что Надежда Павловна, присевши на край его постели и взявши его руку своею рукою, стала его укорять, говоря, что он не в праве противиться, что она чувствует за собою вину в этой его болезни, и что не умори она его тогда катанием по морозу, был бы он нынче и крепок, и здоров.

— Да к тому же я вовсе не хочу, чтобы промеж нами были бы подобныя счёты, — сказала она, гладя Чичикова по руке, на что, он ничего не ответивши, лишь блаженно закатил глаза, и со счастливым вздохом повалился на подушки.

Ежели болезнь кому и шла на пользу, то, несомненно, это был наш герой. Лежания его на софе с обмотанными компрессами горлом и услуги, оказываемыя ему хозяйкою, сблизили обоих настолько, что им стала казаться скучною всякая минута, какую проводили они порознь, и можно сказать, что меж ними возникнула привязанность глубокаго и сердечнаго свойства какая встречается порою между супругов, искренно ценящих дарованное им Богом чувство. Когда же доводилось оставаться им наедине с собою, предаваясь волнующим их мыслям, то обое не могли не согласиться с тем, что произошедшее с ними более чем хорошо. И на то у каждого сыскивались свои доводы и резоны. Несмотря на то, что головы наших героев нынче населяли мысли по преимуществу романтическия, среди них, однако отыскивалось место и мыслям прозаическаго, ежели не сказать точнее – практического свойства, но и они все тоже были необыкновенно приятны. Произведя в уме своем некий расчёт, Павел Иванович пришёл к заключению, что Кусочкино и является именно тем причалом, к коему и прибило, наконец—то, судьбу его, что столь часто сравнивал он с баркою. Расчёт же его состоял в том, что имение Надежды Павловны при том виде и весьма завидном состоянии дел, которые были на лицо, может стоить не менее трёхсот тысяч рублей. А сие означало, что объедини Чичиков свои двести тысяч, что надеялся получить он под залог «мёртвых душ», со сказанными уж, тремястами, какие можно было бы выручить за Кусочкино – вот они и получались: полмиллиона! Сумма, от которой у Павла Ивановича становилось тесно в груди. Из сего расчёта также вытекало, что ежели развернуть шире столь разумно и верно направляемое хозяйство, да заключить, к примеру, подряды на постав муки, к чему имеющаяся мельница давала все возможности, то того и гляди, через какой—нибудь пяток лет, состояние может прирасти никак не менее чем вдвое. Замечательный сей расчёт приводил Чичикова в преотличнейшее расположение духа, так что случившаяся с ним болезнь ничуть не смущала его в те минуты, когда в голове у него складывались и вычитались все эти рубли, копейки, мельницы, овины, пруды, поля, древесныя стволы в лесу и прочая, и прочая…

В отношении же Надежды Павловны, можно было сказать, что она довольствовалась уже и одним тем обстоятельством, что в Чичикове не видно было ни малейшей тяги к охоте — он пребывал к ней совершенно равнодушным. Если же она и могла интересовать его, то разве лишь в виде изжаренного в сметане рябчика, поданного ко столу. Помимо сего неоспоримого достоинства Надежда Павловна сумела различить в Павле Ивановиче ещё целый ряд замечательных качеств, из коих, словно бы сам собою сложился – утвердившись в ея очаровательной головке, портрет великаго мужа, равного коему не бывало по сию пору под небесами отчизны нашей. И Павел Иванович имел ежевечернюю возможность «любоваться» сим портретом, слыша доносящиеся из—за стены разговоры, которые вела Надежда Павловна с Дуняшею, перед отхождением ко сну. Но справедливости ради надо заметить, что и Надежде Павловне не чужд был некий расчет. Питая к Павлу Ивановичу весьма искрения чувства, и в то же время, не менее же искренно почитая его за миллионщика, она со своей стороны тоже не прочь была бы объединить оба имения в одно, но покуда, до поры до времени, предпочитала не заводить об этом никакого разговору.