Мёртвые душат - [26]

— То-то я удивляюсь, что сам я двигаюсь, а картинка не меняется. Слушай, Флютрю, откати мою голову куда-нибудь, а то она остановилась в каком-то тёмном углу, да ещё носом вниз. Я хоть и пытаюсь шевелить щекой, но не могу повернуться, — щёки у меня не тренированные. Никогда не думал, что мускулы щёк мне тоже пригодятся!

Флютрю собрался было помочь — как мертвец мертвецу, — но поднятый им из праха пройдоха Штонг уже и сам догадался, что ему надо сделать. Его туловище спрыгнуло со стула, подошло к винтовой лестнице, ловко спустилось в нижний этаж — и вернулось оттуда с головой под мышкой. Новый мертвец с интересом познавал мир, открывшийся в новой подвижной перспективе; очень скоро он обнаружил, как забавно подбрасывать свою голову и снова ловить. Такое ему удавалось проделывать лишь потому, что он и при жизни был незаурядно ловким карликом, но смерть добавила гротескной выразительности его манипуляциям.

Всласть набаловавшись снесённой топором вождя головой, Штонг призадумался, после чего с удручённым тоном произнёс вполне здравую вещь:

— Знаете, Флютрю, я, вроде, неплохо сохранился. Одно плохо: меня перед смертью не успели набальзамировать, а это значит, что мне предстоит ещё гнить, отекать, покрываться пятнами. Ужасно противно! Не о таком посмертии я мечтал, когда читал в детстве «Историю Смерти» Гру.

* * *

После посмертного признания Штонга на вождя теперь косились почти все. И вождь от своих шпионов быстро узнал, в чём дело. И, конечно, рассвирепел. Но и в гневе он чувствовал свою неправоту. Дело не в том, что он убил Штонга, и даже не в том, что убитый был всеобщим любимцем и считался героем. Дело в том, что Занз-Ундикравн смалодушничал, когда свалил вину на Живого Императора, чтоб его перекосило. Признай он себя автором смерти Штонга — и никто бы ему слова не сказал. Тоже бы косились, но косились бы по-иному: с испугом, а не с презрением. Презрение вызывает слабость, а он — великий вождь Великого народа — эту слабость допустил.

Вождю осталось покаяться пред народом, чтобы перехватить, наконец, инициативу. Он вновь вышел на рыночную площадь в простой белой рубахе, с рукавами, заколотыми костяными запонками, и сделал заявление о том, что он действительно убил Штонга. Убил нечаянно, от досады, когда, догоняя Живого Императора в зарослях южного склона, они вдвоём убедились, что идут по ложному следу. Потом-то он понял, что, убивая Штонга, завидовал его молодой силе и ловкости, и при этом почувствовал свою неправоту, отчего и не смог сразу признаться в содеянном. Поскольку свидетелей не оказалось, он соврал подоспевшим телохранителям, что топор занесла рука врага. И сейчас он по-прежнему думает, что был в чём-то даже недалёк от истины…

Карлики слушали его и отворачивались. Пытаясь объяснить свои поступки, вождь всё более падал в их глазах. Дело уже пахло возможностью неповиновения, бунта. Становилось ясно, что не один только некромант, — а сам вождь доигрался!

Но вождь вспомнил о некроманте. Уже на следующее утро после своего признания он вызвал Флютрю к себе. Пройдя в главные врата Глиняного дворца, некромант в который раз поразился двойственности этого сооружения. Снаружи-то дворец действительно был глиняным (и казался цельно вылепленным из красной глины, как издавна повелось в равнинных поселениях Великого народа Отшибины), а вот внутри строился из серого камня — излюбленного строительного материала мёртвых, добываемого здесь, в Серогорье.

Врод Занз-Ундикравн снова был в рубахе с запонками. Похоже, эта рубаха стала для него теперь каким-то знаком покаяния, что ли.

— Вы поняли, что наделали? — спросил вождь просто и прямо.

— Да, — попытался столь же просто и прямо ответить Флютрю, но не удержался от путаных оправданий. Мол, никак не смел подумать… Ибо кто же мог предполагать… Ибо ничто не предвещало…

— Вы или совсем плохой некромант, — сказал Врод Занз-Ундикравн, — или слишком хороший. Лучше бы вы всё же оказались хорошим некромантом…

— Я попытаюсь оправдать доверие…

— Я вам больше не доверяю, — криво улыбнулся карличий вождь, — но вам всё же придётся оправдать!

Тут он, казалось, весь обратился в раскатистый хохот, а вместе с ним надрывала животы пара телохранителей, посвящённая, видимо, в какой-то секрет.

Отхохотавшись, вождь сказал некроманту:

— Не бойтесь, Флютрю, я не собираюсь вас уничтожить. Наоборот, вы мне впервые понадобились.

— Что я должен делать? — быстро спросил Флютрю.

— Не так скоро. Сперва я вам поведаю новость. Которую вы, — тут вождь прибег к выразительному жесту, — сохраните в тайне.

— Да, конечно.

— Так вот. Верные мне разведчики захватили и допросили Лимна и Зунга, тех напарников Штонга, которых он оставил караулить Живого Императора.

— А что, Лимн и Зунг хотели сбежать?

— Напротив, они возвращались в Дыбр. Оказывается, всё это время они преследовали Живого Императора, и окончательно сбились со следа лишь недавно. Они потеряли его в районе Свалба, что в Гуцегу, если вам это что-то скажет.

— Не знаю, где это, — признался Флютрю.

— Не важно, — отмахнулся вождь. — Вот что важно: Лимн и Зунг не знают, что у нас в Дыбре происходит (не в курсе того, что вы наделали, понятно?). А у нас в Дыбре не догадываются, что Лимн и Зунг живы. И господа посланники Смерти этого тоже не знают. Они-то думают, что на хвост врага смог упасть их разлюбезный Чичеро, а на самом деле — его чуть не настигли наши Лимн и Зунг!