Мертвое сокровище - [13]

Жить в засаде показалось Конану занятием нудным и неприятным. Домик, выстроенный напротив Розовых Покоев, судя по всему, как раз для того и предназначался, чтобы выслеживать некоторых клиентов госпожи Хюльдран. Владелец этой лачуги, беззубый старик по имени Сирет, хорошо был осведомлен о делах хозяйки увеселительного заведения, а также о делах ее посетителей. Наверняка он получал долю от сделок, заключавшихся в пахучем полумраке Розовых Покоев.

Сирет оглядел внушительного киммерийца и прошамкал:

— От кого?

— От госпожи Хюльдран, — ответил Конан.

— Проходи. — Старикашка посторонился и впустил гостя в дом. — Можешь не платить. Я свое получаю, — добавил он, подтверждая первоначальную догадку Конана. — Кого ждешь?

— Одного франта, — буркнул Конан.

— Вот твое окно, — старик показал на маленькое отверстие в стене. Снаружи нельзя было даже заподозрить существование этой смотровой щели, так ловко она была замаскирована рухлядью, наваленной, на первый взгляд, кое-как. — Наблюдай. А потом делай свое дело. Останешься доволен. Впрочем, — добавил он, — ты можешь подарить мне что-нибудь от себя… Просто из симпатии к старику. Я ведь был когда-то молод, как и ты, и красив.

— Не сомневаюсь, — пробормотал Конан. На самом деле он был уверен в том, что все старики так и появились на свет дряхлыми и немощными. Человек, который в молодости был могучим воином, с годами превращается в крепкого ветерана, но не дряхлеет. Дряхлость — удел безделья и пороков. Кром в такого даже не плюнет — погнушается. Но этого мнения он вслух не высказывал.

Он прожил у Сирета несколько дней, питаясь жуткой похлебкой из капусты и крупы и почти неотрывно поглядывая в смотровую щель. Спать приходилось урывками, ведь Берлис мог покинуть дом госпожи Хюльдран в любую минуту. У того, за кем следят, всегда есть небольшое преимущество.

Впрочем, Конан позаботился о том, чтобы свести эту фору к минимуму. На его стороне — сама госпожа Хюльдран и ее розовые лоскутки. Если Конан и пропустит тот миг, когда негодяй выберется из безопасного убежища и пустится в дальнейший путь, то розовый лоскут сообщит о случившемся.

А — пока ему оставалось сидеть на продавленном тюфяке и слушать россказни старого плута. Тот, по его словам, повидал немало красавиц былого и у всех пользовался искренним расположением.

— Однажды я встретил женщину с поразительными глазами, — шамкал старикашка беззубым ртом. — Ты бы видел ее, киммериец!

— Я повидал немало женщин, — сказал Конан скучающим тоном. Старик успел надоесть ему хуже горькой редьки.

Сирет, казалось, понял это. Сухонькая ручка, похожая на птичью лапку, сморщенная и дряблая, на миг коснулась руки варвара.

— Нет, нет, ты не понял! — зашептал Сирет горячо. — Она была гибкой и полной. Когда она извивалась в моих объятиях, ее тело было одновременно сильным и как бы бескостным, словно у змеи. Мышцы, однако, не бугрились на ее спине и руках — не так, как у тебя. Они были скрыты слоем жира. Но клянусь тебе всеми богами, я не видел ничего подобного! А глаза у нее были желтыми, и в них то и дело вспыхивал огонь…

Конан вдруг ощутил прилив интереса.

— Расскажи-ка мне подробнее об этой женщине, Сирет, — попросил киммериец. — Сдается мне, ты знаешь нечто такое, что полезно было бы узнать и мне.

— Как хочешь. — Старик незаметно вытер слюну, скопившуюся в углу его рта. — Ее звали Рьенадрэ. Так она сказала. Она много смеялась. Не надо мной, нет, — ведь я был тогда очень красив и полон сил. Нет, она была веселой и хранила какую-то тайну. Эта тайна, казалось, наполняла ее жизненной силой и дарила непревзойденную радость. Я пользовался лишь брызгами этой радости, лишь тем, что вырывалось наружу, не в силах таиться в душе Рьенадрэ.

Однажды я отправился на рынок и встретил там старуху, которую звали так же, как и меня, — Сирет. Нас обоих это смешило. Не поверишь, как ничтожно мало нужно бедным людям, чтобы на душе у них полегчало!

Я уверял, что Сирет — мужское имя, а она твердила, что оно женское… Кроме того, мы оба не были уверены в том, что старая Сирет — не моя мать. Ведь я никогда не знал своей матери, а Сирет не могла припомнить, скольких младенцев произвела на свет и подбросила на ступени добрым людям…

— Забавно, — согласился Конан, который на самом деле не представлял себе, как низко нужно пасть, чтобы отказаться от собственного дитяти или не знать своих предков до десятого, двенадцатого, а то и двадцатого колена.

— Итак, я встретил Сирет, — продолжал болтать старик, — и та сказала мне: «Что-то скверно ты стал выглядеть. Должно быть, мальчик мой, ты счастлив. Расскажи-ка мне, кто эта женщина, в чьих объятиях ты забываешь сон и пищу?» Я рассмеялся и начал рассказывать о Рьенадрэ, а старуха вдруг нахмурилась и предложила мне подсыпать женщине в питье порошок правды. «Сдается мне, что-то неладное в этой твоей красавице и ее тайнах. Узнал бы ты, какой секрет она хранит, мой мальчик. Боюсь, что этот секрет может тебе навредить. Возьми, а деньги отдашь потом». — И она вручила мне сверточек, а там был белый порошок.

В тот же вечер я насыпал моей Рьенадрэ этот порошок в бокал вина, а та выпила и даже не заметила, что я подмешал ей зелья. Наступила ночь, и мы вновь легли в одну постель, и снова я погрузился в неземное блаженство, обнимая гибкое и полное тело моей возлюбленной.