Мёртвое прошлое - [19]

– Я могу это сделать, - ответил Эремен.

– Приказать университету уволить меня?

– И это я тоже могу.

– Ну ладно, валяйте! Считайте, что это уже сделано. Я уйду из кабинета теперь же, вместе с вами, а за книгами пришлю позднее. Если вы требуете, я вообще могу оставить книги здесь. Теперь все?

– Не совсем, - ответил Эремен. - Вы должны дать обязательство прекратить дальнейшие работы в области хроноскопии, не публиковать сведений о ваших открытиях в этом направлении и, разумеется, не собирать хроноскопов. Вы навсегда останетесь под наблюдением, которое помешает вам нарушить это обещание.

– Ну, а если я откажусь дать такое обещание? Как вы меня заставите? Занимаясь не тем, чем я должен заниматься, я, возможно, нарушаю этику, но это же не преступление.

– Когда речь идет о хроноскопе, мой юный друг, - терпеливо объяснил Эремен, - это именно преступление. Если понадобится, вас посадят в тюрьму, и навсегда.

– Но почему? - вскричал Фостер. - Чем хроноскопия так замечательна?

– Как бы то ни было, - продолжал Эремен, - мы не можем допустить дальнейших исследований в этой области. Моя работа в основном сводится именно к тому, чтобы препятствовать им. И я намерен выполнить мой служебный долг. К несчастью, ни я, ни сотрудники моего отдела не подозревали, что оптические свойства псевдогравитационных полей имеют столь прямое отношение к хроноскопии. Одно очко в пользу всеобщего невежества, но с этих пор научная работа будет регулироваться соответствующим образом и в этом направлении.

– Ничего не выйдет, - ответил Фостер. - Найдется еще какой-нибудь смежный принцип, не известный ни вам, ни мне. Все области в науке тесно связаны между собой. Это единое целое. Если вам нужно остановить какой-то один ее процесс, вы вынуждены будете остановить их все.

– Несомненно, это справедливо, - сказал Эремен, - но только теоретически. На практике же нам прекрасно удавалось в течение пятидесяти лет удерживать хроноскопию на уровне первых открытий Стербинского. И, вовремя остановив вас, доктор Фостер, мы надеемся и впредь справляться с этой проблемой не менее успешно. Должен вам заметить, что на грани катастрофы мы сейчас оказались только потому, что я имел неосторожность судить о профессоре Поттерли по его внешности.

Он повернулся к историку и поднял брови, словно посмеиваясь над собой.

– Боюсь, сэр, во время нашей первой беседы я счел вас всего лишь обыкновенным профессором истории. Будь я более добросовестным и проверь вас повнимательнее, этого не случилось бы.

– Но кому-то разрешается пользоваться государственным хроноскопом? отрывисто спросил Фостер.

– Вне нашего отдела - никому и ни под каким предлогом. Я говорю об этом только потому, что вы, как я вижу, уже сами об этом догадались. Но должен предостеречь вас, что оглашение этого факта будет уже не нарушением этики, а уголовным преступлением.

– И ваш хроноскоп проникает не дальше ста двадцати пяти лет, не так ли?

– Вот именно.

– Значит, ваш бюллетень и сообщения о хроноскопировании античности сплошное надувательство?

Эремен невозмутимо ответил:

– Собранные вами данные доказывают это с достаточной неопровержимостью. Тем не менее я готов подтвердить ваши слова. Этот ежемесячник надувательство.

– В таком случае, - заявил Фостер, - я не намерен давать обещания скрывать то, что мне известно о хроноскопии. Если вы решили меня арестовать, - что ж, это ваше право. Моей защитительной речи на суде будет достаточно, чтобы раз и навсегда сокрушить вредоносный карточный домик руководства наукой. Руководить наукой - это одно, а тормозить ее и лишать человечество ее достижений - это совсем другое.

– Боюсь, вы не вполне понимаете положение, доктор Фостер, - сказал Эремен. - В случае отказа сотрудничать с нами вы отправитесь в тюрьму немедленно. И к вам не будет допущен адвокат. Вам не будет предъявлено обвинение. Вас не будут судить. Вы просто останетесь в тюрьме.

– Ну, нет, - ответил Фостер. - Вы стараетесь меня запугать. Сейчас ведь не двадцатый век.

За дверью кабинета раздался шум, послышался топот и визгливый вопль, который показался Фостеру знакомым. Заскрежетал замок, дверь распахнулась, и в комнату влетел клубок из трех тел.

В тот же момент один из боровшихся поднял свой бластер и изо всех сил ударил противника по голове. Послышался глухой стон, и тот, кого ударили, весь обмяк.

– Дядя Ральф! - крикнул Фостер.

– Посадите его в это кресло, - нахмурившись, приказал Эремен, - и принесите воды.

Ральф Ниммо, осторожно потирая затылок, заметил с легкой брезгливостью:

– Право же, Эремен, прибегать к физическому насилию не было никакой надобности.

– Жаль, что охрана прибегла к физическому насилию слишком поздно и вы все-таки ворвались сюда, Ниммо, - ответил Эремен. - Ну, тем хуже для вас.

– Вы знакомы? - спросил Фостер.

– Я уже имел дело с этим человеком, - вздохнул Ниммо, продолжая потирать затылок. - Уж если он явился к тебе собственной персоной, племянничек, значит, беды тебе не миновать.

– И вам тоже, - сердито сказал Эремен. - Мне известно, что доктор Фостер консультировался у вас относительно литературы по нейтринике.