Мертвее не бывает - [33]

— Теперь посмотрим, что у нас здесь.

Рана у него неглубокая, так, чтобы разбудить боль, но не убить. Я снимаю с себя рубашку и разрываю ее на неширокие полоски, чтобы перевязать его тощий торс.

— Леп, похоже, тебе здорово повезло сегодня.

— Ага, хренов везунчик.

— Они сказали тебе, чего хотели?

— Им нужен ты, идиот. Они хотели знать все о тебе. Затем они заставили меня позвонить тебе, а когда я так и сделал, они от меня отвязались. Так ты их всех порешил?

— Кого?

— Это же была ловушка. Они заставили меня позвонить тебе, чтобы подстеречь тебя здесь.

— Единственный, кто решил подстеречь меня здесь — это твоя собака.

— Хрящ? Я бы не советовал тебе трогать мою собаку, идиот.

— Твоя собака прекрасно себя чувствует, в отличие от моего плеча.

— Ага! Так он все-таки добрался до тебя, а!

— Отвяжись, Леп!

Мне удается более менее перевязать ему раны.

— У тебя болит где-нибудь еще? Может, сломали что?

— Один из них что-то сделал с моей шеей.

Я легонько наклоняю его вперед, пока он практически на меня не ложится. Так и есть, на шее след укуса. Края ранки нездорово отливают зеленовато-белым. Здесь поработал носитель: следы зубов точно такие же, как я нашел у той девицы-зомби. Значит, Леп уже мертв и начал потихоньку разлагаться. Скоро он попробует меня съесть. Я так же осторожно прислоняю его обратно к столбу.

— Вроде неплохо.

— Отлично. Так тебе кажется, что они будут поджидать нас снаружи, когда мы выйдем? Или же они специально заманили тебя сюда, чтобы проникнуть в твою квартиру?

Я пожимаю плечами.

— Да какая разница. Мы со всем справимся.

— Ты справишься, я из игры выхожу. Извини, твои проблемы меня не касаются.

Я отрываю еще одну полоску от моей некогда бывшей рубашки.

— Дай-ка мне еще разок взглянуть на твою шею. Сейчас я позабочусь о том, чтобы твоя голова не слетела с плеч.

— Ну, идиот, ты как всегда в своем репертуаре. Шутник.

Я вновь опускаю его на себя и вытираю кровь, сочащуюся из ранки у него на шее.

— Тебе удалось их разглядеть, а Леп?

— Не-е… Их было двое. Два каких-то придурка, делающих свое дело в кромешной тьме.

— Кто же сделал это с твоей шеей?

— Какого черта я знаю? Один придавливал меня к полу лицом вниз, а другой порезал мне чем-то шею.

— Они спрашивали у тебя что-нибудь особенное?

— Нет, только пару вопросов. Хотели знать, о чем мы с тобой разговаривали. О той девчонке. О том, что тебе было от меня нужно.

— Что ты им сказал?

— Черт! А что ты думаешь, я им сказал? Они искромсали мне всю грудь. Лепроси сказал им все, что они хотели. Я в такие игры не играю. Не за двадцать баксов.

— Да уж.

— Эй, ты что там, заснул? Заканчивай свои перевязки.

— Почти, Леп. Слушай, если бы твоя собака случайно заболела, как бы ты с ней поступил?

— Что ты имеешь в виду? О какой собаке ты это говоришь? Что ты сделал с Хрящом?

Он принимается слабо со мной бороться, однако усмирить его большого труда не требуется.

— Полегче, полегче, парень. А то ты опять начнешь истекать кровью. С твоей собакой все в порядке, это так называемая фигура речи, шутка, понимаешь. Ну так, если бы у тебя заболела собака, что бы ты с ней сделал?

Он все так же лежит на мне, его кровь сочится на мою рубашку. Его голова лежит прямо на искусанном его псом моем плече. А я рассматриваю зловещий укус на его шее.

— Черт! Если бы Хрящ заболел, ну, в смысле, ему было бы физически больно, я бы его убил. Взял бы и прикончил.

— Вот и я о том же.

— Ну что там с моим порезом, идиот?

Я беру его голову в руки, одна на затылке, другая под подбородком. Затем осторожно толкаю его на шатающийся столб, и все это не глядя ему в глаза. Да, весьма невыгодная позиция. Вот так, сидя на коленях, я не смогу собрать все силы. Однако я все делаю чисто: его тело мягко оседает на пол, и голова покорно свешивается на сломанной шее. Еще некоторое время у меня уходит на то, чтобы найти выход из подвала.

Хрящ лежит там же, где я его и оставил. Злобное чудовище, которое загрызет любого, кто осмелится к нему подойти. Да, загрызет любого, когда очнется.

Я мог бы отнести его в парк, к голодным приятелем Лепроси, однако вряд ли они им соблазнятся. Также я мог бы отнести его в питомник, где несколько дней его будут содержать, а затем, распознав в нем убийцу, прикончат. Или же можно оставить его прямо здесь, в парке. Утром он очнется и примется изливать свои бурные чувства к окружающему миру, пока его не застрелит какой-нибудь патрулирующий территорию коп.

Я мог бы взять его домой. Я мог взять и принести его к себе домой. И заботиться о нем, пока он не полюбит меня, как любил Лепроси. Только этого никогда не произойдет. Теперь это конченное животное. То же самое случается и с человеком, потерявшим смысл своей жизни. Теперь этот пес, словно раненый монстр, больше не найдет себе покоя и будет мстить всем, кто попадется на его пути. Мне ничего не остается, как прикончить его, как и Лепроси: такой же быстрый поворот шеи. Я встаю на колени рядом с ним. Затем оттаскиваю его тело через многочисленные деформированные подвальные сооружения в комнату, где покоится его друг. Пусть кто-то наткнется на них и сделает с ними то, что посчитает нужным. Я ухожу домой.