Мёртвая зыбь - [23]

Ветер все крепчал. Пошли штормовые валы, совсем как крепостные, отделенные один от другого глубокими рвами. Катерок наш то на бок ложился, то в небо целился, то очертя голову в яму нырял. Кое-кому не по себе стало.

На полярную станцию мы вернулись еле живы. Никогда такого шторма на катере переносить не приходилось. Как мы уцелели — сам не знаю. Я, признаться, даже радовался, что Лизы с нами нет.

Но радовался я преждевременно. Первое, что я сделал, ступив на землю, — побежал в радиорубку, постарался связаться с Лизой по радио; походную рацию она все-таки при себе оставила.

Самым страшным был веселый Лизин ответ:

— Нет больше загадки Ныряющего острова! Он понемногу уходит под воду. Осталась только скала с геодезическим знаком и еще ваша Лиза, которая поздравляет вас с географическим и гидрологическим открытием! Уровень воды в проливе зависит не от Луны, не от времени суток, а от силы и направления ветра.

И мне привет передает. Вот тогда у меня первые седые волосы и появились. На катере плыть к острову и думать нечего: кверху килем мимо проплывем. Но что делать? Как Лизу с острова снять, пока он окончательно не нырнул?

Забил я тревогу на всю Арктику. Радиограммы о бедствии даю панические.

Из радиорубки всю ночь не выходил, о сне и думать не мог. Лизнин бодрый голос я слушал в репродукторе, как голос своей совести. Как мог я оставить девушку одну? Как мог?..

— Все в порядке, — сообщила она. — Могу еще стоять на спине у своего ныряющего чудовища. Стою около знака, и даже ног не замочила. Как только ветер кончится, возьмусь за съемку. Раньше, чем я потребую, катера не высылать.

Катера не высылать! О каком катере может идти речь в такой шторм?

И тут я получил радиограмму от капитана Бориса Ефимовича с борта ледокольного парохода “Георгий Седов”. Помните, Борис Ефимович, вы приказ тогда получили идти к острову Ныряющему, снять с него геодезистку? — обратился рассказчик в нашему капитану.

— Как не помнить! — отозвался тот. — Хорошо помню в какой шторм к вашей полярной станции подошел. Только сумасшедший мог в такое волнение с берега в шлюпке выйти.

— Что же, я и был сумасшедший, — признался рассказчик. — шлюпка у самого берега получила пробоину, и не спусти вы катер, мне бы не добраться до корабля.

Капитан усмехнулся:

— Сухой нитки на нем не было.

— Я этого не замечал. Лизину просьбу я еще до прихода “Георгия Седова” получил. Лиза сообщила, что вынуждена забраться на геодезический знак и рассчитывает отсидеться на нем до перемены ветра. А пока просит меня организовать ей шахматную партию по радио… с гроссмейстером.

— Обязательно хочу хоть раз в жизни с гроссмейстером сыграть, — и добавила: — Пока вода не спадет.

А я понимал, что это была ее п о с л е д н я я просьба. И я не мог ее не выполнить. Но и выполнить было невозможно. Как связаться с Москвой? Как тратить время на передачу ходов, когда нужна постоянная связь с “Георгием Седовым”, с самолетами, если погода позволит? Как тут быть? Пусть простит мне гроссмейстер Флор, что я осмелился вместо него играть шахматную партию, прикрываясь его именем. Я сообщил Лизе, что гроссмейстер Флор согласился играть с нею и придет для этого в радиоцентр Главсевморпути. Ходы будут передавать немедленно через нашу полярную станцию.

Поверьте, эта шахматная партия состарила меня на много лет. Боюсь, что моя игра была не слишком высокого класса, но, клянусь вам, я играл изо всех сил, потому что боялся, как бы Лиза не обнаружила обман.

Но она не обнаружила его! Она играла, не глядя на доску, но отвечала быстро. Милый Флор, он не подозревал даже, что некая девушка рискнет играть с ним вслепую!

Я ждал ответных радиограмм от Лизы с очередным ходом, как вестей жизни… Я понимал, что игрой в шахматы Лиза поддерживает себя…

Я холодел, слушая ее ровный голос, которым она сообщала после переданного ею очередного хода, что “остров полностью скрылся под водой” или “до вершины знака осталось еще полтора метра”. И она еще заботилась, чтобы мы непременно сообщили все подробности океанологам:

— Это будет им так важно, так интересно!

Пока я перебирался на борт “Георгия Седова”, слегка вымокнув, как сказал тут капитан, два хода в партии сделали за меня — вернее, за гроссмейстера Флора — мои ребята.

“Георгий Седов” на всех парах шел к тому месту, где недавно был остров Ныряющий. Нам с Борисом Ефимовичем сообщили с полярной станции положение, которое сложилось в шахматной партии с Лизой. Разрешите мне поставить его на доске. Борис Ефимович, вы помните?

— Еще бы! — отозвался капитан.

— Дальше партию с Лизой продолжали мы с Борисом Ефимовичем совместно, но… Впрочем, вы сейчас все увидите сами.

Капитан сходил в свою каюту за шахматами. Рассказчик расставил на доске позицию.

— В последней радиограмме Лиза сообщила, что забралась на самую вершину знака, и волны, как она сказала, цепляются, как собаки, за ее ноги пенными лапами. Она все еще бодрилась и даже по-детски радовалась, что не проигрывает “гроссмейстеру”.

Однако вроде могла и проиграть. Осталась без ферзя за коня с пешками, да и играла она не глядя на доску, в чем, правда, любила упражняться у нас на станции. Больше всего мы боялись с Борисом Ефимовичем ненароком выиграть у нее. И теперь мечтали свести партию к вечному шаху. Возьми она своей пешкой черную, мы сразу форсировали бы ничью. Но она сыграла королем на предпоследнюю горизонталь, угрожая двинуть пешку вперед с шансами на выигрыш, вынуждая нас взять эту пешку. Казалось, что после размена ферзями мы добьемся ничьей. Но она удивила нас…