Мертвая вода - [19]

- Гриша, ты не бросишь меня? Подсобишь выбраться?

Зыбин молчал.

- Ты не молчи... Не должен ты меня оставить на погибель. Мы уж сколько годов с тобой одной веревочкой связаны, а теперь и вовсе... Русской кровушкой замараны... Да не замараны - облиты с ног до головы. Чужие мы на родимой земле, с лютыми врагами заодно. Хуже псов бесприютных: каждый встречный вдарить норовит, да побольнее. А идти надо... Вот я отлежусь маленько - и пойду. Рана у меня не тяжелая, кость - чую - не тронута. Подживет вскорости, тогда и двинемся, ладно, Гриша? А пока здесь побудем... Продукты имеются у нас, голодать не придется... Печечку из дернин сделаем, очажок... Чтоб огня и вблизи не видать. Угреемся, чай в котелке скипятим. Ты только не оставляй меня. А я уж тебе отслужу за все твое доброе...

Снетков все говорил, как в горячечном бреду. Зыбин сидел на бревне, курил и мрачно смотрел вдаль. Он знал, что Снетков сможет идти нескоро. Может, дней через десять. А их станут искать. И найдут. Даже если он уйдет один, то Снетков наверняка попадется в руки партизанам. Хорошо, если его сразу пристрелят. А если отправят к энкаведистам? Он много знает. И не только о прошлом. Знает, какие документы у него, Зыбина. И о золоте, наверняка, догадывается. Все выложит, спасая свою шкуру...

Зыбина захлестнула волна душного, липкого страха. Он уже ненавидел Снеткова. "Отслужит... Этот отслужит кому хочешь... Надо кончать с ним. А как? Стрелять нельзя, черт знает, кто может оказаться поблизости. Нет, надо по-тихому... Аккуратненько надо..." Зыбин нащупал финку на поясе, попробовал, легко ли вынимается из ножен, и сказал Снеткову:

- Кончай болтать! Давай рану твою осмотрю, перевяжу как следует.

- Сейчас, сейчас, Гришенька... Прав ты, прав... Так и сделаем...

Он повернулся на правый бок. Зыбин выхватил финку, ударил точно в сердце, а левой ладонью зажал Снеткову рот. Тело выгнулось дугой, дрогнуло и распласталось на траве...

Золота у Снеткова не было. Зыбин взял лишь документы и оружие. Глянул на свои руки - они были в крови. Зыбин нахмурился: "Замарался, когда обшаривал..." Оглянулся, ища воду. В оврагах почти всегда бывали родники. И чуть не вскрикнул: а нескольких шагах на склоне алел поток крови, словно с рук Зыбина плеснуло на землю. "Тьфу, черт, причудится же... Это просто глина... Ага, и вода там есть..." Подошел. Над темноватой водой клубился прозрачный пар. Зыбин обмакнул пальцы. "Горячая... Может вредная какая... Пить не стоит, а руки помыть - в самый раз..." Наклонился и увидел в глубине бледно-желтые струйки. Словно переливалось там расплавленное золото. Зыбин решил, что ему снова чудится. "То кровь, то золото, - с досадой думал он. - Так ненароком свихнешься..." Он вымыл руки, сплюнул в темный бочажок. Снеткова он сволок в оказавшуюся невдалеке яму под выворотнем, закидал травой. Документы его сжег, пепел затоптал. Автомат и пистолет решил забросить в кусты где-нибудь подальше. И двинулся быстрым шагом по оврагу, потом выбрался наверх. Но шел не на запад, а на восток. Подобравшись к дороге, оглянулся и кинул в канаву оружие Снеткова. Потом вернулся в лес, переоделся в ношеную гимнастерку с погонами ефрейтора одной узкой лычкой. К вечеру он подошел к городку, пробрался на кладбище. Здесь у него был тайник. Здесь хранились самые надежные документы: госпитальная справка о ранении в голову, солдатская книжка, несколько писем и две фотографии. Все это было подлинным и принадлежало когда-то ефрейтору Тарасу Николаевичу Костенко 1904 года рождения, уроженцу Черкасс. И автомат ППШ лежал тут же, и кисет, на котором чернильным карандашом была выведена фамилия. Все было таким, как надо. А Костенко на свете не существовало. И родственники его, изображенные на фотографиях, погибли. Это Зыбин знал точно. Поэтому документы имели для него особую ценность. Он рассовал все по карманам, закинул за плечи автомат, а в тайник уложил золото и старый наган, принадлежавший когда-то Егорову. Выбрался с кладбища, обошел полями городок и направился туда, где в небо медленно взмывали ракеты и слышалась стрельба. Так канули в небытие и Егоров, и Зыбин. По дороге шел раненый советский солдат Тарас Костенко. Шел с документами, с автоматом, наспех перевязанный на поле боя. Так началась четвертая жизнь одного и того же человека, который всех ненавидел, всех боялся. Этот человек всегда был опасен, как бешеный волк. Но теперь он был сломлен, ни на что не надеялся и хотел лишь спрятаться в укромном углу...

8

Четверть века... Малый срок - и целая жизнь. Ровно двадцать пять лет прошло с того дня, когда Егоров очнулся в госпитале после долгого забытья и увидел глаза любимой - синие, как васильки во ржи. Егорова теперь редко звали по фамилии, а по имени - только родственники да близкие друзья. Он стал Алексеем Ивановичем, уважаемым профессором, доктором геолого-минералогических наук. Ученую степень эту он получил за капитальный труд о контактных зонах между изверженными и осадочными породами и о методах прогнозирования применительно к этим зонам. А за находки, за открытия новых месторождений очень важного сырья для некоторых отраслей промышленности профессор Егоров был удостоен Государственной премии...