Меррик - [124]

– Все было не так, – запротестовал я.

Она продолжила, но уже тише и более мягко:

– «Пусть он станет моим рабом, пусть он станет послушным исполнителем моих желаний, пусть у него хватит сил отказаться от того, что я доверила вам, мои великие верные духи. Пусть ему будет уготована та судьба, которую я сама выбрала».

В комнате вновь повисла тишина. Потом я услышал тихий сдавленный смех Лестата – не издевательский, а лишь удивленный.

– Итак, джентльмены, вы прощены, – изрек Лестат. – Почему бы не принять этот совершенно бесценный дар, которым Меррик наделяет вас по праву?

– Нет мне прощения, – сказал Луи.

– Тогда поступайте как знаете, оба, – ответила Меррик, – если хотите и дальше нести груз вины. А эту частицу трупа я верну земле. Но, прежде чем я поставлю точку, позвольте мне сказать, что будущее было предсказано.

– Как? Кем? – Я не поверил своим ушам.

– Его мне поведал один старик, – ответила Меррик, обращаясь главным образом ко мне. – Он имел обыкновение сидеть в столовой моего дома и слушать воскресную мессу по радио – старик с золотыми карманными часами, которые я у него клянчила и которые, как он говорил, тикают не для меня.

– Дядюшка Вервэн, – поморщившись, прошептал я.

– Больше он ничего не говорил о часах, – несколько смущенно пояснила Меррик. – Но это он послал меня в джунгли Центральной Америки, чтобы я отыскала маску для вызова Клодии. А еще раньше он послал меня туда вместе с матерью и сестрой, чтобы найти нож, который разрежет запястье Луи и добудет его кровь – не только для вызова духа, но и для того, чтобы приворожить Луи.

Остальные молчали. Но Луи и Лестат поняли Меррик. Благодаря этому запутанному плану она победила: я подчинился ей всецело, а не держался в отдалении, терзаясь своей виной.

Время близилось к утру. У нас оставалось не больше двух часов. Лестат захотел использовать это время, чтобы поделиться с Меррик своей могущественной кровью.

Но прежде чем нам разойтись, Лестат повернулся к Луи и задал вопрос, крайне интересовавший всех нас:

– Когда взошло солнце, когда оно сожгло тебя, но ты еще был в сознании, что ты увидел?

Луи смотрел на Лестата несколько минут, испытывая смущение, что всегда с ним случалось в состоянии душевного подъема, а потом лицо его смягчилось, он нахмурил брови, и глаза его наполнились слезами.

– Ничего, – сказал он, наклонив голову, но потом снова поднял глаза и беспомощно нас оглядел. – Ничего. Я ничего не видел и чувствовал, что там ничего нет. Я чувствовал нечто пустое, бесцветное, бесконечное. То, что я когда-то жил, показалось нереальным.

Луи крепко зажмурил глаза и поднял руку, чтобы закрыть от нас лицо. Он плакал.

– Ничего, – повторил он. – Совсем ничего.

25

Никакое количество крови Лестата не смогло бы сделать Меррик равной ему. Никакое количество не смогло бы сделать таким любого из нас. Но, вкусив его крови, Меррик стала гораздо сильнее.

Итак, мы образовали новый союз, где царила взаимная любовь и все прощали друг другу прошлые грехи. С каждым часом Лестат все больше становился тем деятельным и импульсивным существом, которое я давным-давно полюбил.

Верю ли я, что Меррик вернула меня себе с помощью заклинания? Не верю. Я не верю, что мой разум настолько восприимчив. Но как прикажете понимать интриги дядюшки Вервэна?

Я намеренно отказался об этом думать и обнимал Меррик по-настоящему, как в прошлом, хотя мне приходилось мириться с их с Луи взаимной любовью.

Я ведь вернул Лестата – разве нет?

Две ночи спустя, не отмеченные никакими замечательными событиями или достижениями, если не считать возросшую уверенность Меррик, я решился задать Лестату вопрос, который очень меня беспокоил: о причинах и следствиях его долгого сна.

Он сидел в прекрасно обставленной гостиной на Рю-Рояль, элегантный, как всегда, в своем сюртуке из черного бархата с пуговицами-камеями. Прекрасные светлые волосы поблескивали в свете многочисленных ламп.

– Твой длинный сон испугал меня, – признался я. – Временами я мог бы поклясться, что тебя больше нет в этом теле. Разумеется, я не мог что-либо слышать, ибо являюсь твоим созданием, но во мне остался еще очень сильный человеческий инстинкт.

Я продолжал рассказывать, как совсем пал духом, глядя на него, как терзала меня невозможность пробудить его от сна и страх, что где-то странствующая его душа может не вернуться обратно.

Он несколько минут сидел молча, и на долю секунды мне показалось, будто на его лицо пала тень. Затем он тепло улыбнулся и жестом показал, что беспокоиться больше не стоит.

– Как-нибудь, возможно, я расскажу тебе об этом, – сказал он. – А пока позволь заметить, что в твоей догадке есть доля правды. Я не всегда оставался в своем теле. – Он умолк, задумавшись, потом прошептал что-то, но я не расслышал. А он продолжил: – Что касается того, где я был, не могу сейчас объяснить. Но однажды непременно попытаюсь обо всем рассказать – именно тебе.

Во мне взыграло любопытство, а вместе с ним и раздражение, но я промолчал.

– Я не собираюсь впредь погружаться в сон, – наконец последовало вполне убедительное признание. – Хочу вас всех успокоить на этот счет. Прошли годы с тех пор, как ко мне явился Мемнох. Не сомневайтесь, мне понадобились все мои силы, чтобы вынести ужасное испытание. Что касается того времени, когда я проснулся от звуков музыки Сибил, то я был ближе ко всем вам, чем впоследствии во время бдения.