Мерлин - [13]

Шрифт
Интервал

- Чего ты боишься, маленькая Моргана? Того ли, что солнечный очаг важнее, чем та жизнь, что греется в его лучах?

- Да, Мерлин. Ведь если очаг вечен, а люди смертны и преходящи - это значит лишь, что сам очаг лишен смысла и что конечная целесообразность, присваиваемая человеком каждой вещи - с точки зрения своего ничтожного и призрачного бытия, в действительности ничего не стоит и является всего лишь обманом. А сам человек, как и все живое на земле, - лишь мимолетная тусклая тень, которую горячая материя отбрасывает на материю холодную, оплодотворяя ее и рождая тем самым иллюзию жизни. Меня возмущает, что центр Вселенной лишен причины и смысла, тогда как одушевленное порождение случая, едва копошащееся под его ярким светом среди других тел, бесцельно блуждающих в пустынном пространстве, как раз способно постичь цель и что эта способность служит ему лишь для того, чтобы острее осознать свое собственное ничтожество. Из чего я и заключаю, что Бог, творец всего этого, если он существует, - в тысячу раз злее и безжалостнее дьявола. И я, Моргана, - жертва этой жестокости, ненавидя этого чудовищного Бога и этого глупого и лживого человека, которого ты защищаешь, - в ответ на вселенское зло сама буду жестокой и беспощадной, ибо я обречена на знание, страх, страдание и смерть.

И вдруг она горько и безутешно заплакала, как может плакать лишь ребенок, безраздельно отдавшийся своему горю, - Моргана - чудесная и необыкновенная маленькая девочка, проливающая детские слезы над вещами, не доступными человеческому разуму, хрупкое тельце с недетским умом, затерянным в головокружительных безднах. Я подошел и взял ее на руки. Она обхватила своими ручонками мою шею и положила голову мне на плечо.

- С тобой мне не страшно, Мерлин. Люби меня. Люби меня всегда, и я не умру. Я почувствовал, как она в последний раз судорожно всхлипнула, потом успокоилась и заснула. Ее лицо, прижатое к моему плечу, было обращено ко мне. На щеках еще блестели бороздки от слез, но губы уже сложились в очаровательную улыбку. Ее длинные черные волосы ниспадали ей на спину. Она казалась безмятежной, хрупкой и беззащитной, вновь обретя свой возраст в забвении сна. И вдруг я почувствовал, что ничто больше не имеет значения, кроме этой ласковой и непокорной девочки, спящей у меня на руках. И этот миг абсолютной любви, омывший своим ослепительным и мимолетным светом мир, построенный на ухищрениях терпеливого разума и на слепой и искусственной вере, поверг в ничто Бога и дьявола, закон и хаос, добро и зло, ум человеческий и смерть - он был бессмертнее, чем само бессмертие. Моргана спала. Я осторожно сел на коня, и ровным и медленным шагом мы вернулись в Кардуэл, залитый золотыми лучами заходящего солнца.

13

- Дa будет проклят этот коварный и безжалостный враг, с которым я не могу сразиться с мечом в руке. Он поражает меня медленно, и я чувствую, как его железная длань сдавила мне сердце. Недуг точит меня, Мерлин, и если даже ты не в состоянии излечить меня, это означает лишь то, что настал мой час. Я умираю от праздности и мира, как осадная машина, источенная червями и покрывшаяся ржавчиной, которая в бездействии постепенно разваливается и приходит в негодность. Логрис непобедим, и его народы сплочены единым законом. Горра забилась в норы, пикты не осмеливаются больше высовываться из своих берлог. Саксонские ладьи избегают наших берегов. Мои подданные любят меня, благословляя за свою спокойную и счастливую жизнь, которая-то и убивает меня. "Мир Утера"! Какая насмешка, когда имя воина сытый народ соединяет с собственным благоденствием! Я оплакиваю закон короля, твоего деда. Это был лев среди волков. А ты сделал волков - псами, приближающими, сами не ведая того, приход нового мира, который ты строишь якобы для человека, но где есть только один человек ты сам. Господство силы, бывшее законом твоего деда, хотя бы давало побежденному свободное право умереть или покориться, но господство разума, которое является твоим законом, ведет лишь к порабощению. Ты сделал меня, короля Утера, несомненного владыку Логриса, твоим добровольным рабом - тем самым ты нарушил естественный закон, посадив силу на цепь разума, отчего я и умираю. И неопровержимейшее доказательство моего рабства и твоей, сын дьявола, власти в том, что, зная обо всем этом, я не перестаю любить тебя. Это правда, что собаки любят своих хозяев. Но свободен ли ты, Мерлин, - единственный свободный человек в твоем мире?

- Ты говоришь: нарушение естественного закона - обуздание силы разумом. Но можно и перевернуть твои слова, ибо разум нуждается в силе, чтобы воплотить свои намерения, без нее он бессилен, о чем, со своей стороны, я могу только горько сожалеть; поэтому, мне кажется, справедливее было бы сказать, что они прикованы друг к другу. Благодаря чему я - не меньший раб, чем ты, а ты - так же свободен, как и я. Это взаимное подчинение силы и разума существовало уже в моем деде, чья мудрость была воспитана грубой силой, и в Пендрагоне, в котором их соотношение было обратным. Ты великий король, Утер, - единственный, кто подходит для этих смутных времен, и твое смятение является лишь отражением зыбкости и непрочности всех вещей. Прежний мир, о котором ты скорбишь, еще не ушел в прошлое. Его власть простирается на весь запад, отданный на растерзание свирепым и безначальным варварам, где имя Логриса займет место одряхлевшего Рима, доживающего свои последние дни. Артур осуществит мечту моего деда, а также и мою, - тесно связанные между собой, ибо он - законодатель с оружием в руках и воин, способный мыслить как государственный муж. А ты своими победами и в особенности этим миром, который ты презираешь, дал ему армию - армию не волков или псов, но людей, которые, сражаясь за короля, будут думать, что сражаются также и за самих себя, поскольку будут разделять с ним одну цель, плоды которой сами же и соберут. Я не знаю, можно ли назвать таких людей свободными - или же их следует назвать добровольными рабами. Не в том дело. Если ощущение свободы имеет то же действие, что и идеальная свобода, которую пока еще никому не удалось определить, то вопрос не имеет никакого значения, потому что золотой век еще далеко впереди. В чем я уверен - так это в том, что такая армия непобедима. Утер в задумчивости некоторое время молчал. Его гнев прошел. Внезапно он спросил меня:


Еще от автора Мишель Рио
Архипелаг

Диапозон творчества Мишеля Рио очень широк: от детских сказок до научных эссе, но славу он приобрел как романист. Его книги получили пять литературных премий во Франции, изданы во многих странах. Мини-роман «Архипелаг» — это каскад парадоксов. Причудливоестечение обстоятельств в один день изменяет жизнь троих героев: неприступной хозяйки аристократического колледжа, гениального, но безобразного библиотекаря и честолюбивого юнца ученика.


Неверный шаг

Изысканно-ироничная проза Мишеля Рио — блестящий образец новейшей европейской словесности. Российскому читателю хорошо известны его романы. Диапазон творчества Мишеля Рио очень широк: от детских сказок до научных эссе, но славу он приобрел именно как романист. Его книги получили пять литературных премий во Франции, изданы во многих странах. «Неверный шаг» — история со множеством неизвестных, сочетающая в себе черты классического детектива и философского романа.


Мерлин. Моргана. Артур

Современный французский писатель, отдавая дань традиции философской сказки, создает свою оригинальную версию сказаний о Круглом Столе. Романы трилогии дополняют друг друга подобно частям головоломки; известная легенда предстает в разных ракурсах и по-разному осмысляется с точки зрения трех центральных персонажей — Мерлина, Морганы и Артура, олицетворяющих созидание, мятеж и власть.


Рекомендуем почитать
В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Школа корабелов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дон Корлеоне и все-все-все

Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.


Лонгборн

Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.