Мерле и каменный лев - [4]
Арчимбольдо и Умберто давно возненавидели друг друга. Не секрет, что даже одновременное изгнание обоих из ремесленных гильдий не смогло их примирить. Напротив, каждый из них считал, что в случившемся виноват другой. «Почему выгоняют меня, а не этого сумасшедшего зеркальщика?» — так, по словам Арчимбольдо, вопрошал Умберто, а Умберто, со своей стороны, утверждал, что Арчимбольдо, когда его изгоняли из гильдии кричал: «Да, я ухожу, но вам следовало бы осудить и этого негодяя, который не ткани ткет, а козни плетет!» Так было или нет, никто не может сказать с полной уверенностью. Известно лишь одно: обоих выдворили из гильдии за то, что они совершали запретные магические действия.
«Он — волшебник, — пронеслось в голове взбудораженной Мерле, хотя она и в приюте до отъезда об этом частенько думала. — Арчимбольдо не кто иной, как волшебник!»
Дверь зеркальной мастерской со скрипом отворилась, и навстречу им вышла странная женщина. Ее длинные волосы были собраны в пучок на затылке. Кожаные штаны плотно обтягивали стройные ноги. На ней была свободная белая блуза, прошитая серебряными нитями. Мерле не удивилась бы, если бы увидела такую чудесную одежду в ткацкой мастерской на том берегу — но не тут, в доме Арчимбольдо…
Самой же удивительной частью костюма женщины была маска, скрывавшая часть ее лица. Последний венецианский карнавал — некогда они славились по всему миру — проходил в городе почти четыре десятилетия назад. Это было в 1854 году, через три года после того, как мумия фараона Аменофиса была извлечена из ступенчатой пирамиды Амун-Ка-Ре и возвращена к жизни. Теперь же, в годы войны, лишений и осады, не было никакого повода к маскарадному переодеванию.
Тем не менее на женщине была маска, вылепленная из папье-маше, покрытая глазурью и искусно раскрашенная. Без сомнения, это сделал какой-нибудь венецианский художник. Маска прикрывала всю нижнюю часть лица — от ноздрей до подбородка. Поверхность маски была блестящей и белой, как фарфор. Мастер изобразил на ней красиво очерченный ротик с темно-красными губами.
— Унка, — сказала женщина и добавила, чуть шепелявя: — Так меня зовут.
— Я — Мерле. А это — Юнипа. Мы — новые ученицы.
— Прекрасно. Мне так и подумалось! — По глазам Унки — только по глазам — можно было догадаться, что она улыбается. Мерле предположила, что какая-то болезнь обезобразила ее лицо.
Унка пригласила девочек в дом. Они вошли в прихожую, такую же как и в других городских домах. Обставлена прихожая была скудно, стены оштукатурены, но не оклеены обоями — из-за наводнений, случающихся в Венеции в зимнее время. Домашняя жизнь сосредоточена, как правило, на первом и втором этажах, а подвалы остаются пустыми.
— Уже поздно, — сказала Унка, как будто взглянула на часы. Но Мерле нигде часов не заметила. — Арчимбольдо со старшими учениками в эту пору работает в мастерской, им нельзя мешать. Вы познакомитесь с ними завтра. Я покажу вам вашу комнату.
Мерле от радости не смогла сдержать улыбку. Она так и хотела — жить в одной комнате с Юнипой. Видно было, что и слепая девочка рада словам Унки.
Женщина в маске повела их наверх по зыбкой наружной лестнице.
— Я — домоправительница. Буду вам готовить и стирать вашу одежду. В первые месяцы вы, скорее всего, станете мне помогать. Этого обычно требует мастер от новых учеников, тем более что у нас в доме вы — единственные девочки.
Единственные девочки? То, что все остальные ученики — мальчишки, Мерле до сих пор и в голову не приходило. Как хорошо, что она здесь будет учиться вместе с Юнипой.
Слепая девочка оказалась не очень-то разговорчивой, и Мерле подумала, что в приюте ей, должно быть, несладко приходилось. Мерле по собственному опыту знала, какими жестокими бывают дети, особенно с теми, кого считают слабее себя. Слепота Юнипы наверняка давала повод для измывательств.
Девочки шли следом за Ункой вниз по длинному коридору. На стенах висели бесчисленные зеркала. Многие смотрели прямо друг на друга, одни виделись в других, другие в третьих… Мерле даже засомневалась, это ли знаменитые волшебные зеркала Арчимбольдо, потому что в них совсем не было ничего необыкновенного.
После того как Унка сообщила им, когда надо приходить к обеду и ужину и когда можно выходить на улицу, и рассказала, как делать уборку в доме, Мерле задала вопрос:
— А кто покупает волшебные зеркала Арчимбольдо?
— Ты, я вижу, любопытная девочка, — сухо заметила Унка, дав понять, что расспросы ей не по душе.
— Наверно, богатые люди, — предположила Юнипа и в задумчивости поправила свои прямые волосы.
— Может быть, — отозвалась Унка. — Кто знает?
Разговор был окончен, и девочки не смогли ничего разузнать. «Ладно, еще будет время, чтобы проникнуть в тайны этой мастерской и ее продукции. Добрые и злые мачехи, — повторяла про себя Мерле. — Красивые и страшные ведьмы. Звучит жутковато».
Комната, отведенная им Ункой, была небольшой, пропахшей сыростью, но, к счастью, светлой, так как находилась на третьем этаже. В Венеции дневной свет, не говоря уже о свете солнечном, можно увидеть только со второго этажа, да и то если повезет. Под окном расстилалось море желто-красных черепичных кровель. Значит, ночью можно смотреть на звездное небо, а днем — на солнце, если останется немного времени после работы.
