Мэрилин Монро - [57]

В конце июля, когда начались съемки, Мэрилин Монро представляла собой наполовину обрушившийся монумент, от которого остался фасад, да и тот держится только чудом. Машина, приезжавшая за ней каждое утро к семи часам, после нескольких часов ожидания увозила чаще всего измотанное существо, не спавшее всю ночь, дрожащее от страха, боящееся чужого суждения о своей игре и разрывающееся между противоречивыми порывами. Джошуа Логан позволил себе дать Лоуренсу Оливье несколько советов в письменном виде: проявлять к Мэрилин безграничное терпение, не обходиться с ней грубо, не навязывать ей манеру игры, а позволить найти ее самостоятельно (даже если это займет много времени) и постараться оттеснить в сторону «черную баронессу». Результат того стоит, подчеркнул он: Мэрилин Монро — потрясающая актриса, на экране она уникальна. Кстати, в начале августа вся мировая пресса расхваливала ее игру в «Автобусной остановке». Даже те критики, которые раньше поливали ее презрением, теперь были у ее ног. Ее наконец-то оценили по заслугам. Ее имя называли в связи с грядущей церемонией вручения «Оскара»[21].

Но сэр Лоуренс, которому и так уже приходилось тяжко из-за домашних скандалов с женой[22], не проявил никакой чуткости к своей партнерше. Наоборот, он делал один промах за другим, представил Мэрилин членам творческой группы снисходительным тоном, не укрывшимся от нее: «Мисс Монро, очаровательная особа, прибывшая из Голливуда и не привыкшая работать так, как мы». Выведенный из себя ее чудовищными опозданиями режиссер однажды брякнул: «От тебя, Мэрилин, требуется только быть сексуальной». Возможно, что он, воображавший себе пикантную интрижку с секс-символом, был обижен недостатком внимания к себе с ее стороны, тем, что не произвел на нее сильного впечатления. Возможно, он истолковывал ее поведение как неуважение к его авторитету и не понимал, что в первое время Мэрилин впадала в ступор от робости, от того, что играет в паре с одним из величайших шекспировских актеров. То, что он принимал за американскую вульгарность, на самом деле было болезненной застенчивостью. Мэрилин была совершенно лишена тщеславия. Она изо всех сил старалась не ударить лицом в грязь и показать себя хорошей актрисой. «Будь сексуальной», оброненное Лоуренсом Оливье, ее подкосило. С этих пор она с ним больше не разговаривала. На указания мэтра она систематически отвечала вопросом, обращенным к Поле Страсберг: «Что он говорит?» Иногда уходила с площадки среди дубля, заставляла остальных актеров часами ее дожидаться или не возвращалась совсем, впадая в прострацию. Лоуренс Оливье метал громы и молнии и срывал зло на Милтоне Грине, щекотливая задача которого состояла в том, чтобы не потерять деньги в качестве продюсера и при этом остаться на стороне Мэрилин. Миллер, совершенно не справляясь с ситуацией, раздраженный присутствием Полы, целыми днями метавшийся по комнате, как лев в клетке, не в силах написать ни строчки, изнуренный ночами без сна, думал лишь о том, как поскорее вырваться из этого кошмара. Его обуревали сомнения. В своей записной книжке он задается вопросом: а что если сэр Лоуренс в чем-то был прав, когда утверждал, что женщина, которую он, Миллер, принял за ангела, на самом деле была шлюхой, доставлявшей одни проблемы? Приговор неумолим: «Единственная женщина, которую я любил в своей жизни, — это моя дочь»[23].

Записная книжка попала в руки Мэрилин.

Признание Артура Миллера убило ее окончательно. Монумент рассыпался в прах. Видя, что катастрофа неминуема, Пола попросила Анну Фрейд провести несколько сеансов и призвала на помощь мужа, который тотчас примчался из Нью-Йорка вместе с психоаналитиком Мэрилин. «Дорогая, ты самая невероятная женщина, самое несравненное создание всех времен и народов; не представляю, кто бы мог тебя превзойти, даже Иисусу это не под силу: ты еще более популярна, чем он», — неустанно твердила Пола актрисе при Лоуренсе Оливье, который ушам своим не верил. Убаюканная грубой лестью, Мэрилин худо-бедно оправилась и закончила работу над фильмом. В последний день она своим дрожащим голоском попросила у съемочной группы прощения за то, «что была такой бякой».

И в очередной раз произошло чудо. На кинопленке Монро была великолепна, как никогда, со светлыми волосами естественного оттенка, отливающими рыжиной, трогательной, совершенно затмевающей Лоуренса Оливье (ему пришлось это признать), который, наоборот, выглядел со своим моноклем и снисходительной манерой речи зажатым, сморщившимся, застывшим и ледяным. Мэрилин с большими синими глазами, молящими о любви, в белом платье, со своими изумительными изгибами, упругими животиком и попкой, заполняла собой экран на всем протяжении фильма и, как обычно, пропитала свою роль бьющей через край человечностью. Непосредственная, сияющая («Самая радостная роль Мэрилин Монро» — значилось в афише) актриса сумела выставить на первый план свойственную ей смесь из чувственности и невинности. «Принц и танцовщица» — сентиментальная комедия на розовой водичке, полная штампов и невероятных длиннот. Только светлое присутствие неотразимой Мэрилин, у которой мушка переехала на подбородок, еще могло оправдать интерес к этому фильму