Мэрилин Монро - [24]

Шрифт
Интервал

«Вот эту фотографию?» — спрашивает Грейс и протягивает ей старый пожелтевший снимок.

Да, эту. Норма Джин уезжает, забрав ее с собой. Отец-призрак, отец-выдумка всегда лучше, чем ничего. Если бы у нее была сестра… Вот именно, у нее же есть сестра, с которой она не знакома, старшая дочь ее матери, Бернис, на семь лет старше ее, которая живет в Детройте, замужем, имеет детей. Норма Джин прыгнула в первый же поезд на Детройт и бросилась в объятия своей сестры. Если бы у нее был брат. Расскажи, расскажи, Бернис, каким был Джеки. Расскажи мне о нем. Умерший брат — это все-таки кое-что.


Вскоре Норма Джин вернулась в Ван-Нейс работать на «Радиоплане». Оказавшись на краю пропасти, она попятилась, растоптала другую женщину, у которой якобы были крылья. Она просто хочет, чтобы ее любили и не прогоняли. Сейчас. Вот почему она бросается в первые же раскрытые для нее объятия. Нежность не ждет.

А больше она ни в чем не уверена.

ПОСЛЕДНЯЯ ОСТАНОВКА ПЕРЕД ОТПЛЫТИЕМ

На Рождество 1944 года вернулся Джим. Норма Джин расстаралась, чтобы принять его как следует. Тонкое белье, номер в гостинице — она не поскупилась, тем более что заработала немного денег благодаря фотографиям Коновера, и они жгли ей карман. Они мешали ей, возможно, вызывали чувство вины… и уж наверняка обременяли. Она презирала и их ценность, и власть, которую они дают. Деньги созданы для того, чтобы немедленно их потратить.

Копить — значит беспрестанно отдалять момент жизни, а Норма Джин считает, что уже слишком долго ждала. Джим вернулся. Норма Джин играет истосковавшуюся женушку, калифорнийскую Пенелопу с незаконченным покрывалом, которая весь год жила лишь ради мужа-моряка. Среди множества своих личин она выбрала подходящую маску. Маска жены Джима еще существовала. Норма Джин надела ее и вновь заняла свое место на сцене семейной жизни. Короткая передышка в течении повседневной жизни, которое в последнее время ускорилось — она это чувствует, желает сама, это возбуждает и пугает.

Призналась ли Норма Джин супругу в своем желании стать манекенщицей? Как она преподнесла ему новость о фотосессиях с Дэвидом Коновером? Рассказала ли о неприятной обстановке, окружающей ее теперь на заводе, где остальные девушки уже не выносят, что мужчины смотрят только на нее, так что поговаривают даже о том, чтобы перевести ее в другую смену? Надеялась ли Норма Джин вновь найти в Джиме союзника, который привлечет ее к себе, к нему, не даст уплыть по течению, удержит в положении супруги, которое лишает ее свободы, но в то же время дает защиту? Если да, то напрасно. Джим Дагерти, конечно, был рад на несколько дней вновь сделаться хозяином тела своей жены, по меньшей мере поверить в это, но он здесь только проездом. Если Норма Джин думала, что он вернулся насовсем, то это недоразумение. Причем уже не первое. Молодой человек отнюдь не горит желанием немедленно вернуться в лоно семьи. Бывшая сиротка, конечно, знойная женщина, ее приятно обнять, но в ней по-прежнему, и даже еще больше, ощущается бездонная пропасть, куда страшно заглядывать. После первых объятий и часов всяких россказней супруги погрузились в одиночество и непонимание.

С тех пор как Норма Джин получила от Грейс фотографию якобы своего отца, ее все сильнее мучило желание обрести его по-настоящему. Она попыталась дозвониться до пресловутого Стэна Гиффорда, якобы ее биологического отца. Очевидно (если верить Дагерти), тот отшил ее без лишних разговоров. Был ли Гиффорд настоящим отцом Нормы Джин? Знал ли он об этом? Или плевать хотел? Без сомнения, этот вопрос неотступно преследовал Норму Джин (в этом сходятся все воспоминания), бередил незаживающую рану и был неутихающей обидой. Но где здесь правда? Что следует отнести на счет выдумки и мистификации? Действительно ли Гиффорд отказался с ней разговаривать? Действительно ли она ему звонила?


Джим вскоре снова снялся с якоря. Норма Джин опять одна, всеми отвергнутая. Кроме Дэвида Коновера. Как только уехал муж, фотограф, скромно отступивший в тень на время «праздника», с распростертыми объятиями принял бедную рабочую девушку в отчаянии и в комбинезоне, чьи слезы неиссякаемы, а мордашка неотразима. Если до сих пор они еще не были любовниками, то, весьма вероятно, стали ими весной 1945 года, когда Коновер, якобы для фотографирования, отвез Норму Джин в чистое поле, далеко от Ван-Нейса, и делил с ней номер в мотелях — из экономии, как он говорил. Можно без труда представить себе лицо Этель Дагерти при таком поведении ее невестки, и лица девушек с «Радиоплана», яростно завидующих беззаботной красоте Нормы Джин, которая то появляется, то исчезает, берет бюллетень, чтобы оправдать свое повторяющееся отсутствие, и забавляется тем, что рабочие смотрят на нее, раскрыв рот. В результате ее перевели в другой цех. Над ее головой собирались тучи.

В июне теперь уже Коновер уехал на Филиппины. И ему тоже захотелось сбежать на край света? Уверенности нет никакой. Случайно ли все люди, за которых цеплялась Норма Джин, один за другим от нее ускользали? Она такая вялая, нерешительная. Одновременно — целеустремленная и колеблющаяся. Она твердит, что хотела бы стать моделью, а еще лучше актрисой. Почему же она тогда не побежала в агентство, которое указал ей Коновер и с директрисой которого уже не раз о ней говорил? Чего она ждет? Ее словно что-то парализует. Или кто-то. Что-то или кто-то по-прежнему удерживает ее в куцей и пустой жизни Ван-Нейса, где ей до смерти скучно, но она как будто предпочитает эту скуку возможности перебраться в другой мир, принимая ее как искупление, как плату за свои детские грехи. Настолько велико ее чувство вины. Так глубоко она увязла в громоздком прошлом. Потом она рассказывала, что стала тогда проводить воскресенья на вокзале Ван-Нейса, чтобы раствориться в чужой жизни, мысленно войти в незнакомые семьи, на время одной улыбки стать приемной дочерью этих счастливых людей, выходивших из поездов или шумно в них усаживавшихся. Ей нравилось ощущать эту толпу, которая окружала ее, поглощала, ожидать невозможного возвращения кого-то. По воскресеньям Норма Джин Дагерти приходила на вокзал Ван-Нейса, чтобы пожить чужой жизнью и неизменно опоздать на поезда, уходящие в любом направлении.


Рекомендуем почитать
Памяти Н. Ф. Анненского

Федор Дмитриевич Крюков родился 2 (14) февраля 1870 года в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа Области Войска Донского в казацкой семье.В 1892 г. окончил Петербургский историко-филологический институт, преподавал в гимназиях Орла и Нижнего Новгорода. Статский советник.Начал печататься в начале 1890-х «Северном Вестнике», долгие годы был членом редколлегии «Русского Богатства» (журнал В.Г. Короленко). Выпустил сборники: «Казацкие мотивы. Очерки и рассказы» (СПб., 1907), «Рассказы» (СПб., 1910).Его прозу ценили Горький и Короленко, его при жизни называли «Гомером казачества».В 1906 г.


Князь Андрей Волконский. Партитура жизни

Князь Андрей Волконский – уникальный музыкант-философ, композитор, знаток и исполнитель старинной музыки, основоположник советского музыкального авангарда, создатель ансамбля старинной музыки «Мадригал». В доперестроечной Москве существовал его культ, и для профессионалов он был невидимый Бог. У него была бурная и насыщенная жизнь. Он эмигрировал из России в 1968 году, после вторжения советских войск в Чехословакию, и возвращаться никогда не хотел.Эта книга была записана в последние месяцы жизни князя Андрея в его доме в Экс-ан-Провансе на юге Франции.


Королева Виктория

Королева огромной империи, сравнимой лишь с античным Римом, бабушка всей Европы, правительница, при которой произошла индустриальная революция, была чувственной женщиной, любившей красивых мужчин, военных в форме, шотландцев в килтах и индийцев в тюрбанах. Лучшая плясунья королевства, она обожала балы, которые заканчивались лишь с рассветом, разбавляла чай виски и учила итальянский язык на уроках бельканто Высокородным лордам она предпочитала своих слуг, простых и добрых. Народ звал ее «королевой-республиканкой» Полюбив цветы и яркие краски Средиземноморья, она ввела в моду отдых на Лазурном Берегу.


Заключенный №1. Несломленный Ходорковский

Эта книга о человеке, который оказался сильнее обстоятельств. Ни публичная ссора с президентом Путиным, ни последовавшие репрессии – массовые аресты сотрудников его компании, отъем бизнеса, сперва восьмилетний, а потом и 14-летний срок, – ничто не сломило Михаила Ходорковского. Хотел он этого или нет, но для многих в стране и в мире экс-глава ЮКОСа стал символом стойкости и мужества.Что за человек Ходорковский? Как изменила его тюрьма? Как ему удается не делать вещей, за которые потом будет стыдно смотреть в глаза детям? Автор книги, журналистка, несколько лет занимающаяся «делом ЮКОСа», а также освещавшая ход судебного процесса по делу Ходорковского, предлагает ответы, основанные на эксклюзивном фактическом материале.Для широкого круга читателей.Сведения, изложенные в книге, могут быть художественной реконструкцией или мнением автора.


Дракон с гарниром, двоечник-отличник и другие истории про маменькиного сынка

Тему автобиографических записок Михаила Черейского можно было бы определить так: советское детство 50-60-х годов прошлого века. Действие рассказанных в этой книге историй происходит в Ленинграде, Москве и маленьком гарнизонном городке на Дальнем Востоке, где в авиационной части служил отец автора. Ярко и остроумно написанная книга Черейского будет интересна многим. Те, кто родился позднее, узнают подробности быта, каким он был более полувека назад, — подробности смешные и забавные, грустные и порой драматические, а иногда и неправдоподобные, на наш сегодняшний взгляд.


Иван Васильевич Бабушкин

Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.


Зворыкин

В. К. Зворыкин (1889–1982) — человек удивительной судьбы, за океаном его называли «щедрым подарком России американскому континенту». Молодой русский инженер, бежавший из охваченной Гражданской войной России, первым в мире создал действующую установку электронного телевидения, но даже в «продвинутой» Америке почти никто в научном мире не верил в перспективность этого изобретения. В годы Второй мировой войны его разработки были использованы при создании приборов ночного видения, управляемых бомб с телевизионной наводкой, электронных микроскопов и многого другого.


Довлатов

Литературная слава Сергея Довлатова имеет недлинную историю: много лет он не мог пробиться к читателю со своими смешными и грустными произведениями, нарушающими все законы соцреализма. Выход в России первых довлатовских книг совпал с безвременной смертью их автора в далеком Нью-Йорке.Сегодня его творчество не только завоевало любовь миллионов читателей, но и привлекает внимание ученых-литературоведов, ценящих в нем отточенный стиль, лаконичность, глубину осмысления жизни при внешней простоте.Первая биография Довлатова в серии "ЖЗЛ" написана его давним знакомым, известным петербургским писателем Валерием Поповым.Соединяя личные впечатления с воспоминаниями родных и друзей Довлатова, он правдиво воссоздает непростой жизненный путь своего героя, историю создания его произведений, его отношения с современниками, многие из которых, изменившись до неузнаваемости, стали персонажами его книг.


Княжна Тараканова

Та, которую впоследствии стали называть княжной Таракановой, остаётся одной из самых загадочных и притягательных фигур XVIII века с его дворцовыми переворотами, колоритными героями, альковными тайнами и самозванцами. Она с лёгкостью меняла имена, страны и любовников, слала письма турецкому султану и ватиканскому кардиналу, называла родным братом казацкого вождя Пугачёва и заставила поволноваться саму Екатерину II. Прекрасную авантюристку спонсировал польский магнат, а немецкий владетельный граф готов был на ней жениться, но никто так и не узнал тайну её происхождения.


Артемий Волынский

Один из «птенцов гнезда Петрова» Артемий Волынский прошел путь от рядового солдата до первого министра империи. Потомок героя Куликовской битвы участвовал в Полтавской баталии, был царским курьером и узником турецкой тюрьмы, боевым генералом и полномочным послом, столичным придворным и губернатором на окраинах, коннозаводчиком и шоумейкером, заведовал царской охотой и устроил невиданное зрелище — свадьбу шута в «Ледяном доме». Он не раз находился под следствием за взяточничество и самоуправство, а после смерти стал символом борьбы с «немецким засильем».На основании архивных материалов книга доктора исторических наук Игоря Курукина рассказывает о судьбе одной из самых ярких фигур аннинского царствования, кабинет-министра, составлявшего проекты переустройства государственного управления, выдвиженца Бирона, вздумавшего тягаться с могущественным покровителем и сложившего голову на плахе.