Мэрилин Монро - [10]

В том же, 1925 году Джиффорд разводился, и на суде его жена заявляла: «Он связан с распущенными и опустившимися женщинами, то и дело хвастается победами над ними… пьянствует с рабочими из кинолаборатории… уходит из дома и Бог знает сколько времени не возвращается…»

Как же на это реагировала Глэдис? Гайлс писал: «У Джиффорда была репутация повесы, но ушей Глэдис слухи о его многочисленных увлечениях не достигали — во всяком случае, пока длилась их связь. Женщина малообщительная, она была не расположена прислушиваться к сплетням. Даже если бы она что-то и услышала, все равно не поверила бы».

Между тем это был как раз тот случай, когда стоило если не поверить, то по крайней мере проверить. Но любовь слепа, и первое же столкновение с суровой истиной нередко оказывается потрясением. Оно было неизбежным, это потрясение, о ком бы ни шла речь — о Мортенсоне или Джиффорде. Различия не существенны. Если в варианте с Мортенсоном Глэдис сообщила о своей беременности в ноябре, после чего ее норвежский хлебопекарь нажал на педаль газа своего мотоцикла и был таков, то в варианте с Джиффордом Глэдис сообщила о том же в декабре, на Рождественские праздники. Итог был аналогичным. Правда, в отличие от Мортенсона, прежде чем исчезнуть, Джиффорд предложил Глэдис деньги, от которых она тут же отказалась (хотя, между прочим, денег у нее действительно не было и ее сотрудникам пришлось собирать для нее на оплату родов в складчину). Отказалась, потому что ждала от него совершенно иного.

Для нас важно, однако, то обстоятельство, что кто бы ни был отцом третьего ребенка Глэдис, бесчувственность этого человека подтолкнула ее к первому душевному кризису — она впала в глубокую депрессию, увы, унаследованную от Деллы. В таком состоянии Глэдис провела еще полгода, и 1 июня 1926 года в лос-анджелесской городской больнице у нее родилась девочка, которую она назвала Нормой Джин.

Не могу с уверенностью утверждать, что депрессия, охватившая Глэдис, так или иначе сказалась на ее ребенке, будущей Мэрилин, но на отношении ее к девочке душевная расстроенность Глэдис, безусловно, отразилась. Ушедшая в себя, ни на кого не реагирующая, с угнетенным, настороженным видом постоянно что-то бормочущая, Глэдис, в сущности, не обращала на девочку никакого внимания. Следует учесть и то, что мать Глэдис, возвратившись в свой дом в Хоторне после бесплодной и тяжелой поездки в Индию, также сказавшейся на ее душевном состоянии, категорически отказалась взять на себя заботы о дочери и ее ребенке. Делла, разумеется, понимала положение, в котором она оказалась после собственных семейных треволнений — ее душевное здоровье (точнее — нездоровье) исключало любую ответственность за кого бы то ни было: ведь в случае чего она не могла оказать и элементарной помощи.

Но Делла была прекрасно осведомлена о своих соседях. Напротив ее дома проживала супружеская пара — Элберт Уэйн и Айда Болендер. Не имея собственных детей, они были известны тем, что брали на воспитание маленьких детей-сирот и детей, которые по тем или иным причинам постоянно или временно жили без родителей. К ним-то, по совету Деллы, и обратилась Глэдис с просьбой приютить ее с ребенком (разумеется, не бесплатно). Сердобольные супруги предоставили ей комнату («с розовыми обоями и мягкой широкой кроватью»), о которой в те трудные времена Глэдис в ее положении и мечтать не могла бы. Но, больной человек, она просто не обратила внимания на этот подарок судьбы; ставшая подозрительной и настороженной, она заботилась только об одном — чтобы ее ребенок не оказался на попечении ее больной матери, больной той же болезнью, что и она сама. Это было местью за то, что мать отказалась поселить ее у себя. Как только закончился послеродовой период, Глэдис вернулась в свою лабораторию на «Консолидэйтед филм»: «Если все будет хорошо, я стану приходить каждую субботу и останусь так долго, как смогу», — говорила она Айде Болендер, оставляя на ее попечение малышку Норму Джин.

Таким образом она успокаивала себя. Безмужняя женщина, женщина неуравновешенная, то и дело охватываемая сумеречностью, а то и попросту не отвечающая за свои поступки, Глэдис, понятно, далеко не всегда придерживалась субботних визитов, предпочитая делить время между работой в кинолаборатории и очередным ухажером. И хоть малышка Норма Джин оказывалась, следовательно, целиком и полностью предоставленной заботам и попечению совершенно чужих ей людей, Глэдис цепко держалась за извинительную и все вроде бы оправдывающую надежду, вот она найдет человека, хорошего, верного, солидного, обеспеченного, который в свою очередь обеспечит и ее и ее ребенка благоустроенным домом — надежным укрытием от жизненных бурь. Надежда эта, естественная и наивная, была нужна Глэдис как воздух, помогая ей, тонущей в неумолимо захлестывающей ее пучине бессознательного, держаться как за спасательный крут за нечто здравое, рациональное, вещественное, хоть и наивное, помогая удерживать ее рассудок от окончательного распада на мириады идей-фантомов. Помогало ли это Норме Джин — вот вопрос.

Норма Джин

Норме Джин чуть больше года. Первым осознанием малышки самого факта жизни, того, что она существует, дышит, живет, стало ощущение, что она задыхается. Она и на самом деле задыхалась — чуть не задохнулась: она плакала, и плач ее подействовал на нервы Деллы, ее безумной бабки; чтобы унять этот плач, безумица зажимает девочке лицо подушкой.