Меридон - [10]

Зрители захлопали, когда Джек закончил, и все четыре пони исполнили поклон, а он сорвал с головы фиолетовую треуголку и поклонился толпе. При этом Джек переглянулся с Дэнди, словно говоря, что все это ради нее, и я почувствовала, как она раздулась от гордости.

Следующим на арене появился жеребец, с чьей изогнутой шеи ниспадала грива, белая, как морская пена. С ним вышел Роберт Гауер, он поднял коня на дыбы и заставил топать копытами по очереди. Конь выбирал флаг любого цвета – назовешь цвет, и он принесет именно то, что велели. Он танцевал на одном месте и мог считать до десяти, стуча копытом по земле. Он и складывать числа умел, даже быстрее, чем я. Умница-конь, а до чего красив!

Когда он ушел, все снова зааплодировали, и тут пришло время кавалерийской атаки. Шарманка заиграла марш, и Роберт Гауер стал рассказывать о славной битве при Бленхейме. На арену с топотом выбежал маленький пони, его упряжь была украшена яркими флажками, а над всеми ними развевался красный крест святого Георгия. Роберт Гауер объяснил, что это означает герцога Мальборо и «цвет английской кавалерии».

Три других пони выбежали с французским флагом, и пока зрители пели старую песню «Английский добрый ростбиф», четыре пони наскакивали друг на друга, их маленькие копыта стучали по грязной земле, оставляя на ней глубокие следы. Замечательное было представление, и в конце маленькие французские пони легли и умерли, а победоносный английский пони проскакал галопом круг победы и вернулся в середину арены.

Тут появились разносчики напитков с подносами, пирожники и продавцы кексов. У нас с Дэнди было лишь по пенни, и мы берегли их на потом. К тому же мы привыкли голодать.

Следующей вышла новая лошадь, крупная пегая, с широкой спиной, косившая глазами. Роберт Гауер стоял в середине арены, щелкал кнутом и заставлял ее скакать по кругу ровным легким галопом. Внезапно на арену прыжком выскочил Джек, в красной рубашке и белых бриджах. Рука Дэнди скользнула в мою и крепко сжала ее. Лошадь все скакала и скакала по кругу, Джек запрыгнул ей на спину и встал, удерживая равновесие, держась за повод одной рукой, а вторую отведя под аплодисменты. Сделав сальто, он спрыгнул с лошади, потом снова вскочил ей на спину и, пока она продолжала скакать, соскальзывал то с одного ее бока, то с другого, а потом целый круг продержался на весу, обняв лошадиную шею. Он подпрыгивал и садился спиной к движению. Крутился – и оказывался лицом. А в конце, вспотевший и запыхавшийся, совершил круг, стоя на спине лошади, полностью распрямившись и раскинув руки в стороны для равновесия. Он ни за что не держался, соскочил и приземлился на ноги рядом с отцом.

Мы с Дэнди вскочили на ноги и захлопали. Я никогда не видела такой верховой езды!

Глаза Дэнди сияли, мы обе охрипли от крика.

– Разве он не чудо? – спросила она меня.

– И лошадь тоже! – ответила я.

Для меня – это было лучшим в представлении. Но при виде Роберта Гауера, изображавшего Ричарда Львиное Сердце, отправлявшегося на войну на жеребце в сопровождении маленьких пони, Дэнди чуть не расплакалась. Потом показали Саладдина на огромном черном коне, в котором я в жизни бы не признала того же жеребца. Потом Ричард Львиное Сердце проехал парадом, а на спину коня была наброшена великолепная золотая попона. Из-под нее торчали только его черные ноги – они могли бы его выдать, пожелай кто присмотреться.

– Как чудесно, – вздохнула Дэнди, когда все закончилось.

Я кивнула. Я не могла найти слов.

Мы остались на своих местах. Не уверена, что у меня не подогнулись бы колени, если бы мы встали. Я поймала себя на том, что смотрю во все глаза на грязный кусок земли у подножия холма и снова вижу стучащие копыта и слышу звон бубенцов на упряжи пони.

Объездка и обучение пони для детей сразу показались мне унылыми и скучными, как обычная женская работа по дому. Я и подумать не могла, что лошади могут такое! Мне не приходило в голову, что они настолько поддаются дрессировке. А сколько на этом можно заработать! Даже в мечтательном ослеплении можно было разумно предположить, что шесть рабочих лошадей обходятся дорого, да и сияющая чистота Роберта и Джека не даром дается. Но когда Роберт закрыл ворота за последним зрителем и подошел к нам, помахивая кошелем, в нем брякало немало пенни. Судя по тому, как Роберт нес кошель, тот был увесистым.

– Понравилось? – спросил Роберт.

Дэнди широко ему улыбнулась.

– Чудесно, – сказала она, нисколько не преувеличивая. – Самое чудесное, что я видела в жизни.

Он кивнул и вопросительно поднял бровь, глядя на меня.

– Жеребец правда умеет считать? – спросила я. – Как вы его выучили цифрам? А читать он тоже умеет?

Роберт Гауер на мгновение погрузился в свои мысли.

– Читать… Мне это как-то не приходило в голову, – задумчиво сказал он. – А ведь можно было бы сделать, чтобы он, к примеру, передавал послания…

Тут он вспомнил о нашем существовании.

– Я слышал, ты хотела прокатиться.

Я кивнула. Впервые в жизни, полной воровства, обмана и крика, я смутилась.

– Если он будет не против… – сказала я.

– Да он же просто конь, – сказал Роберт Гауер, сунул два пальца в рот и свистнул.