Мераб Мамардашвили: топология мысли - [40]

По тем же законам работает и память, замечает М. К. Почему и как мы помним то или иное событие, вещи, запахи, звуки? Мы воспроизводим те или иные следы в нашей памяти по каким-то странным причинам. Они не связаны с самими вещами, запахами, звуками. Они помнятся потому, что происходит странная сцепка, связка всех этих звуков, вещей, запахов, людей, всех этих следов, их действий, в силу чего формируется какое-то особое проживание, какое-то особое состояние, по которому ты будешь потом называть нечто, какие-то следы событиями, а потому они будут всегда с тобой.

М. К. размышляет: вот мы помним те или иные следы событий. Мы привыкли думать, что след события связан именно с этим самым событием, то есть, его содержанием, его внешней значимостью. В то время как происходит какая-то операция, связующая это событие, этот след и то, что в нашей памяти остаётся. Эта операция по сцепке и различению (моей памяти, следа и самого события) как-то происходит. Ещё раз: эта операция узнавания следа, сличения того, что это именно тот след того события, эта операция не связана с самим содержанием события [ПТП 2014: 293-294]. А с чем она связана? М. К. перешёл на тему памяти в связи с предыдущей темой – темой умной вещи или мыслящей вещи, или мыслящего тела. Это тело, феномен, ничего и никого не обозначает и не показывает, а предъявляет самое себя. И оно есть концентрат жизни, впечатывающий свой жизни. Знак присутствия.

Присутствие

Зачем Леонардо создавал своё «умное тело» произведения? За тем, чтобы через него обозначить своё присутствие в этом мире. Иначе в мире без этого произведения меня и нет. И не будет. Поэт создаёт концентрат поэтического высказывания и своей речью является на свет:

«Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма

За смолу кругового терпенья, за совестный дёготь труда…»

Своим ритмом и формой, сугубо формой, поскольку в поэтическом высказывании не рассказывается ни о чём, никакого сообщения в нём нет, кроме как известия о присутствии автора высказывания, его речи, поэт вбрасывает себя в мир и только посредством этой формы-губки (любимое сравнение О. Мандельштама в «Разговорах о Данте») поэт присутствует в мире.

Присутствие это – тотально. Полнота и концентрат требует того, что это присутствие как бы разливается по миру. У высказывания нет эмпирических, социальных, каких бы то ни было границ. Оно проникает во все щели и уголки человеческих душ. И потому – «я хочу, чтоб мыслящее тело превратилось в улицу, в страну…» (О. Мандельштам).

Итак, феномен есть форма присутствия в мире. За счет концентрации мысли (мыследействия, умного действия) в феномене, вбирающем в себя всё многообразие и полноту переживания (проживания) жизни, через этот феномен (произведение, например, роман или стихи) личность поэта или философа обозначает своё присутствие в мире.

А что это значит? Каковы последствия такого присутствия? Как живёт автор такой губки-формы? Так и живёт – вспышками. И в этом и радость, и драма. Между вспышками-высказываниями он такой как все. Р. Декарт признавался, что он мыслит редко, уж точно не каждый день. Между вспышками поэт или философ, автор мысли-действия, такой же двуногий и бескрылый обыватель-мещанин.

«…Не офицер я, не асессор,

Я по кресту не дворянин,

Не академик, не профессор;

Я просто русский мещанин…»

Ирония и профанирование, выраженные в «Моей родословной» А. С. Пушкина не закрывает этой темы – поэт действительно в обыденной жизни обычный мещанин, не выделяющийся ни чинами, не званиями, ни регалиями, ни статусами. Он обозначает своё присутствие особым образом, то есть сугубо человеческим – своим поэтическим высказыванием. И в нём он есть. В остальном он действительно обыватель и мещанин. Но в том забота и риск: поэт и философ, обозначая себя в мире сугубо своим высказыванием, не имея в этом смысле в своём распоряжении ничего, кроме своей головы, рук и ног, самого себя, не располагая ничем, кроме как собой, своим телом, и может в мире представить лишь себя, а не эту самую капусту – чины, звания, награды, регалии, повторяя то, что однажды уже было сказано: «Ecce Homo». Но так сказал однажды и Ф. Ницше, предъявив миру свою автобиографию под этим названием. Се Человек! А на следующий день с ним случился приступ. И его сознание померкло.

Здесь мы подходим к важному – почему человек, тот или иной автор, берясь за автобиографию, скатывается в нарциссизм или наоборот ложное псевдомазохистское самокопание? Именно потому, что происходит путаница – он в своём высказывании стремится нечто обязательно сообщить, пытаясь понравиться кому-то или удовлетворить какие-то запросы каких-то групп читателей, каких-то людей, мнением которых он дорожит и т. д. Вот эти эгоистические устремления (попытки понравиться или наоборот отмстить), стремление удовлетворить чей-то интерес сразу сказывается на силе и качестве высказывания. Оно перестаёт быть самим собой, перестаёт быть феноменом, концентратом жизни. Оно становится обычным ангажированным словом. М. К. и говорит, когда мы выражаем впечатления, мы не можем, не обязаны думать о том, что мы этим кому-то доставим удовольствие или наоборот. Именно впечатление, глубинное переживание, и устраняет в нас желание нравиться кому-то или не нравиться [ПТП 2014: 300-301].