Меня зовут Джеффри Дамер. Подлинная история серийного убийцы - [7]

Лайонел, Джеффри и Джойс селятся в небольшом одноэтажном доме в городке, расположенном в получасе езды от университета Айовы. Четыре широких пустынных улицы в лучших традициях шоссе 66[2], пара магазинов и скобяных лавок, пара супермаркетов и церковь – вот, собственно и все, что может предложить этот город. Было еще пара баров на центральной площади, но, конечно, Джойс и Лайонел стараются обходить их стороной. Несмотря на безумие Вудстока[3], здесь все еще считается, что ни девушки, ни семейные пары в бары ходить не должны. Есть небольшая пиццерия рядом с супермаркетом, вот туда они ходят пару раз в неделю.

Лайонел старается большую часть времени проводить на террасе перед домом. Иногда он приезжает ближе к одиннадцати вечера и, увидев, что окна дома все еще горят, старается как можно тише пробраться к лавочке на террасе, где открывает заготовленное заранее пиво и сидит в абсолютной тишине, дожидаясь того момента, когда окна в доме наконец погаснут. С сыном он общается мало по той простой причине, что это сложно организовать. Прогулка с ребенком предполагает прогулку и с Джойс. Он все еще любит ее, но если пару часов в день с ней можно было провести вполне спокойно, то за время такой прогулки, даже если они не ссорятся, а вполне мирно изображают идеальную пару, его охватывает совершенно невыносимое ощущение безысходности.

Иногда вечера в семействе Дамеров проходят именно так, как в любимых мыльных операх Джойс. Лайонел возвращался домой около восьми вечера и проходит на кухню. Здесь, перед телевизором, уже сидит Джеффри. На экране моряк Попай[4] поедает свою порцию шпината. Лайонел присаживается рядом с сыном и начинает ждать ужина. Джойс никогда не любила готовить, но в такие вечера все же собирается с духом и отправляет на сковородку пару стейков.

– Я не хочу есть! – заливался слезами трехлетний Джеффри, когда перед ним оказывался кусок только что поджаренного мяса с кучей нелюбимых им овощей.

Лайонел начинает молча жевать кусок плохо прожаренного мяса. Слышится лишь неприятный стук металлического ножа о тарелку. Джеффри безо всякого энтузиазма ковыряет детской вилкой в овощах. Почему-то в этот момент всегда возникает такое напряжение, какое обычно бывает на экзамене. Причем Джеффри и Лайонел в роли нерадивых студентов.

– Прекрати капризничать! Мальчики не капризничают! Ешь немедленно! – возмущается женщина.

– Я не хочу…

– Ешь, – тихо шипит Лайонел. – Не обижай маму.

– Ну конечно, тебе не нравится, как я готовлю. Эти мамаши из детского сада рассказывают, как я плохо готовлю, а ты веришь, – восклицает Джойс, лицо которой уже начинает кривится от подступающих слез. – Мне все говорили, что ты отстаешь в развитии, но я не хотела верить…

Джеффри начинает как можно быстрее заталкивать в рот куски мяса, но это не помогает. Лайонел с тоской смотрит на сына и начинает привычно успокаивать женщину. Он встает из-за стола и идет к жене, но всегда останавливался в полуметре от нее и еще мгновение медлит, прежде чем положить ей руку на плечо.

– Садись за стол, дорогая, ты же, наверное, так устала за сегодня, – говорил он. Через несколько минут Джойс все же садится за стол и, все еще всхлипывая, накладывает себе в тарелку еду. И вот она уже разрезает свой стейк, но, как назло, ей попадается самый непрожаренный кусок. Она кривится от отвращения и бросает нож на стол. Прибор перелетает через всю поверхность стола и падает между Джеффри и Лайонелом.

– Вы не могли сказать, что мясо не прожарено?! Зачем ты разрешил ребенку это есть? А ты зачем ешь? – закипает женщина.

– Даже здесь ты умудряешься все испортить, – с досадой шипит Лайонел.

Самой нормальной и естественной реакцией в этом случае будут слезы. Вот Джеффри и плачет, но только поначалу. Впоследствии он учится отключаться. Как только голоса родителей достигают определенного уровня децибел, мальчик перестает их слышать и молча ест то, что было на тарелке, стараясь вникнуть в то, что показывали на экране громоздкого телевизора.

Утро следующего дня мало чем отличается от предыдущего. Лайонел старается уйти до того момента, когда проснется жена. Он любит ее, но ему просто жизненно необходимо выпить утренний кофе в одиночестве. Будильник Джеффа звонит ровно в тот момент, когда хлопает входная дверь. Он тут же просыпается. Спустя пару минут дверь в комнату приоткрывается. Джойс неловко стоит на пороге и говорит:

– Просыпайся, пора в садик.

Через несколько минут заспанный Джеффри уже выползает на кухню. Несмотря на взъерошенный вид, он уже одет и собран. Джойс, ни слова не говоря, ставит перед ним пластиковую бутылку с молоком, коробку с хлопьями и тарелку. Наконец Джойс догадывается включить телевизор, моментально разрушающий мертвенную тишину.

Все так же молча и немного неуклюже они идут к машине, так же едут к садику, расположенному на другом конце города. Джойс паркует машину совсем близко от входа. Джефф выходит из салона и ждет самого странного момента всего дня.

– Иди сюда, – говорит Джойс и нагибается, чтобы поцеловать сына в щеку. Джефф инстинктивно отстраняется, чувствуя напряжение и неловкость, с которыми приходится бороться Джойс, чтобы выполнить этот необходимый любящей матери ритуал. – Веди себя хорошо, – говорит на прощание она.