Меня не купишь - [11]

— Не пей, Макс. Ночь продолжается: вдруг придется еще раз пустить в ход пистолет.

Ее двусмысленный взгляд заставил меня засомневаться, о каком, собственно, пистолете шла речь, и я одним глотком проглотил виски. Может, оно поможет мне забыть лицо Тони, его истерзанную руку, продырявленную грудь, залитую кетчупом пополам с кровью. Увы, его не спасли его тренированные руки-клещи.

— Жаль выливать, солнышко. Пойдем.

У меня было разрешение на ношение оружия, но «стар», который был при мне в ту ночь, не был зарегистрирован. Этот пистолет несколько лет назад предложил мне один сержант. В армии нередко исчезает несколько стволов, и, хотя их исчезновение не проходит незамеченным, никто ничего не говорит, потому что тот, кто решится доложить о пропаже, рискует получить по ушам. И вот в журналах раз за разом строчат ложные рапорты, и, даже если в один прекрасный день кому-то придет в голову действительно пересчитать все наличное оружие, уже невозможно установить, куда и когда оно исчезло. В общем, сейчас уже никто не сумел бы обнаружить связь между мной и этим пистолетом, и я мог запросто от него избавиться. Да и свидетелей не было. Если только не считать Эльзу.

Я выключил стоявший на барной стойке магнитофон. Чертова музыка действовала мне на нервы. На этот раз, когда мы уйдем, в баре действительно воцарится молчание: молчание Тони, молчание смерти.

— Выпей, — предложил я, протягивая ей стакан, и распахнул дверь, пропуская ее вперед. — Как бы мне хотелось сплясать чечетку на чьей-то могиле.

— Это хромому-то? Я непременно хочу увидеть это, милый.

Эльза улыбнулась, взяла стакан и вышла на улицу. Я шел следом. И опять ветер влепил нам по ледяной пощечине. Причем Эльзе — совершенно заслуженно.

9

Санта-Клаус сидел все на той же скамье, пережевывая жвачку все тех же обид. Но теперь ему было заметно теплее — не зря же он высосал полбутылки паршивого вина. Насколько я мог разглядеть, этот жадина не оставил на дне ни капли.

— Эй, красотка, — закричал он, едва увидев Эльзу, — иди ко мне, погреемся!

Санта-Клаус похлопал рукой по скамье, показывая местечко, зарезервированное им для Эльзы.

— Трахай своих волхвов, козел, — отозвалась Эльза.

Пока я открывал двери нашего экипажа, Эльза открыла мне печали своего сердца. Ее губы дрожали от бешенства.

— Осточертели! Почему женщина не может ходить повсюду спокойно и открыто?

Ангелочек! Одно дело — открыто, и совсем другое — открыв всем взглядам свой зад. Я тронулся. Санта-Клаус встал, цепко ухватил бутылку за горлышко, как будто это была его теща или немецкая ручная граната, и, когда мы проезжали мимо, метнул ее в нас. Бутылка упала на крышу и разлетелась на куски. Это была ночь битых стекол.

— Твою мать! — выругался я. — Что творит разобиженный Санта-Клаус! Хотя тебе не следовало разговаривать с ним так грубо.

— А ему следовало раздавать детям подарки, а не болтать ерунду. И где он посеял мешок с игрушками?

Эльза все еще злилась.

— А я откуда знаю. Наверное, успел все раздарить.

«Шкода» чихнула и заглохла.

— Твоя машина прекрасно объясняет, почему развалился коммунизм, — глядя в окно, прокомментировала Эльза

Я завел мотор.

— Разворачивайся.

— Куда мы едем?

— Разворачивайся. Естественно, не ко мне. Сегодня поедем к тебе. А потом подыщем что-нибудь получше.

Я развернулся, и мы опять направились в сторону «Голубого кота» и Санта-Клауса.

— Здесь ужасно холодно, — пожаловалась Эльза — В этом рыдване что, нет печки?

— Разумеется, есть.

— Что-то не чувствуется.

— Она есть, но она не работает.

Эльза хотела было улыбнуться, но улыбка внезапно замерзла на ее губах. И тогда она открыла окно и швырнула стакан в Санта-Клауса. Брызги веером полетели в его сторону, а стакан шлепнулся на тротуар и взорвался миллионом мелких и звонких кристалликов. Ну что я говорил: ночь битых стекол! Эльза достала сигарету. Я дал ей огня. В зеркале вопил и дергался Санта-Клаус. Я не слышал, что он там кричал, но похоже, что-то крайне дурного тона. Его лицо превратилось в лицо кричавшего от страха Тони. Трудно осознать смерть близкого человека. Пяти минут для этого мало. Тони никогда и никому не причинил вреда. У него были все основания озлобиться на весь мир, но он не озлобился. Ему было всего девятнадцать лет.

— Никак не могу выбросить Тони из головы, — сказал я.

— Ох, горюшко-горе. И я в таком виде.

Сжимая руль левой рукой, правой я наотмашь ударил ее по лицу. Сигарета вылетела из ее губ. Эльза осторожно дотронулась до губы. Струйка крови потекла по подбородку.

— Спасибо, милый, что помогла тебе разрядиться. Мне нравится чувствовать себя полезной.

— На, вытрись. — Я протянул ей носовой платок.

— Засунь его себе в задницу, может, тебе понравится. — Она наклонилась и подняла сигарету. Глотнула нечистого воздуха. — Тебе повезло, Макс, она не погасла. Я бы получила огромное наслаждение, глядя, как ты даешь мне прикурить.

В конце концов она вывела меня из себя. Ей всегда это удавалось. Поэтому она и не разозлилась всерьез. И затрещину восприняла как свой триумф.

10

Подкатили к моему особняку. Эльза перешагнула через ограду и только после этого бросила на землю окурок — в компанию к своему же предыдущему.