Менуэт - [10]

ЧТО ВЕРНЕТСЯ ОКОЛО ПОЛДУДНЯ, УВЫ, ЩЕДРЫЙ ДАРИТЕЛЬ, ИЗВЕСТНЫЙ НЕКОТОРЫМ ОБИТАТЕЛЯМ ВЫШЕУКАЗАННОЙ СЛОБОДКИ, В НАЗНАЧЕННЫЙ ЧАС ТАК И НЕ ВЕРНУЛСЯ / ПРИ РАЗГРУЗКЕ КУКУРУЗЫ ОДНОГО ИЗ ДОКЕРОВ ЗАСОСАЛО В ЖЕРЛО ЭЛЕВАТОРА, КОТОРЫЙ ХОТЯ В ТАКИХ СЛУЧАЯХ УСТРОЙСТВО ДОЛЖНО АВТОМАТИЧЕСКИ ОТКЛЮЧАТЬСЯ - ПРОДОЛЖАЛ РАБОТАТЬ, 2 ДРУГИХ ДОКЕРА ПОСПЕШИЛИ НА ПОМОЩЬ НЕСЧAСТНОМУ, НО ИХ ЗАСОСАЛО ТОЖЕ / ОДНОМУ ИЗ МОЛОДЫХ ШУТНИКОВ, ШАТАЮЩИХСЯ ПО ЯРМАРКЕ, НЕ ПРИШЛО В

ось образуется там, куда взгромождаются самые грубые, самые невежественные. А позже, в тот же вечер, когда гости уже ушли, девочка сказала, что она тоже что-то такое припомнила: в одно послеполуденное воскресенье, тихо сидя в своем маленьком саду на качелях, она тихонько покачивалась и тихонько плакала. Почти не смея взглянуть на нее, я шепотом спросил: почему? И она ответила: не знаю, просто потому что я там сидела и тихонько качалась - и потому что было послеполуденное воскресенье. Значит... Все равно я оставался одинокой шлюпкой - нет, я был утопленником, хотя иногда до меня и доносился какой-то отзвук, какое-то слово, которое было, по сути, лишь эхом моего собственного. Жена что-то делала в садике за домом. Садик был небольшим, в виде полосы четырех метров шириной и скольких-то метров длиной, я никогда не вымерял. Сознаю себя законченным горожанином: в районе, где я рос, сада не было ни у кого. Что касается природы, я знаю разве что высокую дикую траву, крапиву и желтую горчичную траву, которая растет на пустырях, куда фабрики вывозят свой мусор. Я могу без труда узнавать лишь воробьев, канареек (в клетке где-нибудь на облупленной стене) да голубей. Имена цветов мне неизвестны, из овощей я в состоянии назвать лишь красную капусту, так как ее сажают на заброшенных строительных участках, среди золы и всякой застарелой ржавчины - фабричный рабочий, крестьянский сын, изредка орудует там лопатой. Что же до улицы, где я жил с родителями, то на ней водилась только герань. Она цвела или на подоконниках, привязанная к стене, или прямо на стенах в прибитых к ним деревянных ящиках.

У моего отца была живая коллекция гераней - от светло-розового до темно-багряного оттенка, соседки частенько заходили в наш дворик, будто в парк, чтобы поглазеть на прибитые к стенке горшки с цветами. Двориком считалось тесное пространство между высокими стенами, один квадратный метр солнца, и самыми главными достопримечательностями там были поленница дров, кучка угля да разъеденный селитрой сортир. Еще там висели щетки и швабры, и вот посреди всего этого цвели герани. Однажды мой отец принес три выброшенных кем-то кустa - это была уже не герань, а, как сказал он, крыжовник. Ради этих кустов ему пришлось выкопать и выбросить со двора несколько камней, а также выдержать тихую ссору с моей матерью, которой не понравилось, что ее дворик будет испорчен этими, как она выразилась, сорняками. Дворик предназначался для рубки дров и еженедельной стирки белья. Кусты, кстати сказать, там сразу засохли и остались торчать тремя букетами мертвых древесных волокон. Позже они были выброшены в мусорный

ГОЛОВУ НИЧЕГО БОЛЕЕ ИНТЕРЕСНОГО, ЧЕМ ШВЫРНУТЬ ГОРЯЩУЮ СПИЧКУ В ГРОЗДЬ ВОЗДУШНЫХ ШАРОВ, ВСЛЕДСТВИЕ ЧЕГО 60 ШАРОВ ВЗОРВАЛОСЬ, А ПРОДАВЕЦ ПОЛУЧИЛ СЕРЬЕЗНЫЕ ОЖОГИ / 1 ЧЕЛОВЕК БЫЛ УБИТ И ОКОЛО 100 РАНЕНЫ, КОГДА ВО ВРЕМЯ БАНКЕТА РУХНУЛ ПОЛ 3-ГО ЭТАЖА: ПРИМЕРНО 50 ТАНЦУЮЩИХ ПАР, ОТМЕЧАВШИХ РАДОСТНОЕ СОБЫТИЕ, ПРОВАЛИЛИСЬ НА НИЖЕРАСПОЛОЖЕННЫЙ ЭТАЖ / ГОСПИТАЛИЗИРОВАННЫЙ СОРОКА ЛЕТ, ОЖИДАЯ В ХИРУРГИЧЕСКОМ ОТДЕЛЕНИИ СВОЕЙ ОЧЕРЕДИ, ОБЛОКОТИЛСЯ НА ПОДОКОННИК, НО ПОТЕРЯЛ

бак, а там, где они когда-то были посажены, так и не зажили три раны как будто земля дворика все еще продолжала ждать побывавшие здесь однажды кусты, как женщина продолжает ждать мужчину, однажды в нее входившего. Вот и все, что мне было ведомо о природе. После свадьбы мы переехали в район, где жила жена, ближе к окраине города, там можно было завладеть чудом маленького сада. Моя жена разводила в нем горох, бобы и разные сорта капусты. Однажды она возилась с цветами... Выглянув из окна, я увидел ее руки, выпачканные в земле, и подумал: как странно все в природе, и эти ростки будут расти именно расти - так же, как дети... Как раз в этот момент жена глубоко всадила лопату и надвое рассекла червя. Заметил я это с ужасом, но она продолжала копать. Мне вспомнилось, что я читал в газете о молодой девушке, убившей лопатой своего ребенка и закопавшей его трупик в саду. С дрожью (и одновременно с любопытством) я продолжал смотреть... Позже, уже вечером, выйдя в сад за капустой для завтрашнего обеда, жена не заметила в сумерках туго натянутой бельевой веревки и напоролась на нее горлом. (Она говорила потом: мне вдруг резко захлестнуло горло, и все вмиг почернело.) Я сидел тогда в своей каморке, тихо глядя, как мое лицо медленно проявляется в постепенно темнеющем оконном стекле. И поскольку наступила ночь, а моя жена все не возвращалась - была ли она еще в нашем саду или хлопотала уже где-то в другом месте? - я спустился и вышел. Она так и лежала там: маленькая темная фигурка, продолжающая обнимать капустный кочан. Девочка жила в одном из тех домиков для бедняков, которые сплошной однорядной застройкой строго стоят по единой линии. Ее отец был верующим; долгие годы он обходил дома, собирая деньги в пользу одного религиозного заведения, а в один прекрасный день исчез вместе с пожертвованиями. Его нашли три дня спустя, погрязшим в пучине публичных домов, без единого цента в кармане. Он оставался все еще неукоснительно верующим, когда нашел работу, где у него каждую неделю удерживали определенную часть зарплаты - маленькую еженедельную сумму для возмещения убытков заведению, которое он обокрал. Ее мать была деревенской девушкой, приехавшей в город, чтобы служить у богатых, но однажды ее стал домогаться священник, поэтому она, в отличие от своего мужа, не осталась такой уж непреклонно верующей. Ее дочь посещала уже менее религиозную школу, и по этому поводу между супругами вспыхивали постоянные ссоры. Девочка довольно регулярно ходила в церковь, но кто знает, может быть, она вообще не