Ментовская работа - [24]

Викентьев не был расположен к разговорам, а потому сухо отмахнулся: «Вначале пройди полностью весь цикл, от начала до конца, потом спрашивай, что непонятно. А скорей всего — сам во всем разберешься».

В кузове фургона было душно, тусклый свет желтоватой лампочки под матовым плафоном усиливал это ощущение. Сергеев монотонным голосом пересказывал различные ЧП из обзоров практики «Финалов». Примеры он подобрал таким образом, чтобы подтвердить высказанные им тезисы: любая живность, даже заяц, если загнать в угол, — представляет опасность для охотника. Самая опасная на свете дичь — это человек. Значит…

— …Зубами вытащили из табуретки и заточили о стену. Получился вроде как небольшой стилет…

Попов с трудом провернул проржавевший раструб вентиляционной шахты. В стальную коробку пошла струя прохладного ночного воздуха. Он несколько раз глубоко вздохнул.

— …знаешь, в вентиляционном отверстии, из тонкой проволоки? Расплели ее аккуратно и сделали удавку. Значит, оба вооружились. Потом один пропустил лямку под мышками и вроде повесился, язык вывалил, а второй в дверь колотить. Расчет простой — глянет постовой в волчок и забежит удавленника спасать… Хорошо опытный старшина попался — объявил тревогу и вместо одного в камеру зашли шестеро да с резиновыми палками…

Попов подумал, что муторно ему стало от разговоров Сергеева.

— Скажи‑ка, Саша, почему на спецмашине «Хлеб» написано, а не «Молоко», например, или там «Мясо», «Мебель»? — перебил он майора.

— Ее несколько раз перекрашивали. То «Аварийная», то «Техпомощь», то «Лаборатория». Но «Хлеб» удобней. Его ведь ночью развозят, а значит, вопросов меньше. Так и осталось, хотя генералу не нравится.

— Почему?

— Кто его знает. Викентьев спорил‑спорил и своего добился.

— Генерала переспорил?

— А то! Знаешь, какая у него воля? Железный Кулак! А зэки зря прозвищ не дают.

Сергеев продолжал рассказывать теперь уже про Викентьева. Попов облегчения не испытывал. Ему по‑прежнему было душно, мутило. Может, оттого, что в кузове нет окон? Укачало? Но он понимал: дело в другом. В предстоящем. Как бы не оскандалиться… Сергеев рассказывал про судью, пожелавшего увидеть, как исполняется его приговор, — бедняга брякнулся в обморок, потом месяц лечил нервное расстройство. И с той поры этих приговоров не выносит…

Фургон вкатился в Степнянск, снизив скорость, порыскал по узким улочкам, раскачиваясь на ухабах и колдобинах, и наконец оказался у высокой глухой стены с огромными металлическими воротами, выкрашенными в зеленый цвет.

Викентьев нажал кнопку, и в кузове несколько раз мигнула тусклая лампочка под матовым плафоном — знак того, что остановка является плановой. Если бы условного сигнала не последовало, третий и четвертый номера должны были достать оружие, открыть замаскированные бойницы в бортах фургона и приготовиться к отражению нападения.

Ровно в ноль тридцать, в точном соответствии с графиком, машина въехала под своды Степнянской тюрьмы, именуемой в официальных документах Учреждением КТ‑15, и замерла в гулком, отделанном белой плиткой зале, напоминающем шлюз. Такое впечатление создавали тяжелые, с массивными запорами ворота сзади и впереди, которые никогда не открывались одновременно, чтобы внутренний, тюремный, и внешний, вольный, миры не могли соединиться напрямую.

Здесь разгружались автозаки, проводилась перекличка, прием‑передача личных дел, обыск и фельдшерский осмотр. Неприятная, но привычная для обеих сторон процедура длилась достаточно долго, под высоким потолком скапливался неразборчивый гул, из которого иногда вырывалось злое ругательство, забористая частушка, глумливый смех или истеричный плач. Временами невнятную мешанину слов и других звуков разрубали властные выкрики команд, гул немного стихал, а после последнего приказания и вовсе наступала тишина, тишина ожидания: створки внутренних ворот начинали наконец медленно расходиться.

Когда в тюрьму приходил следователь, опер, адвокат или секретарь судебного заседания с протоколом, они вначале просовывали удостоверения в квадратик отодвинутой изнутри стальной обшивки, протискивались сквозь щель сторожко приоткрытой калитки, сообщали помдежу о цели визита, а тот звонил в спецчасть, перепроверял и выписывал пропуск, который выдавал в обмен на удостоверение личности. Только после этого, предъявив пропуск у внутренних ворот, посетитель попадал на территорию строгорежимного Учреждения КТ‑15.

Еще более придирчиво проверялись плановые, а особенно специальные конвои, имеющие целью вырвать из Учреждения тех, кого надлежало содержать под усиленным надзором. Внутренняя охрана зорко оглядывала форму вооруженных людей, отыскивая возможные погрешности, выдающие «маскарад», сличала внешность с фотографиями личных документов, особое внимание обращалось на срок их действия, проверялись полномочия начальника конвоя, подписи, даты и печати на требованиях об этапировании.

Опытный Валера Попов настроился на долгую процедуру и был удивлен тем, что сегодня шлюзование внутрь оказалось облегчено до предела. Спецопергруппу ждал лично подполковник Кленов — начальник Учреждения КТ‑15, хорошо знающий Викентьева и Сергеева, осведомленный о задачах группы, прекрасно понимающий чрезвычайность мероприятия и заинтересованный в его быстром и успешном завершении.