Мент поганый - [11]

Юдин потер ладонью седеющий ежик густых волос, не ответил, да Гоги ответа и не ждал. За порядок и охрану отвечал он, прокол в его ведомстве. Позже Мельник разберется, виновные ответят, а сейчас не защищаться, а нападать следует.

– Кто говорил, мол, обслугу здесь не менять, пусть все останется, как при партайгеноссе? – Гоги вытер мокрые губы. – Здесь же холуи, не люди. Видят уверенного номенклатурного деятеля. Они что, каждого в личность знают? Их предупредили: человек требует – значит, право имеет.

С улицы донесся автомобильный сигнал. Гоги подскочил к окну, отдернул штору.

– О, прибыли их святейшество, Кац Анатолий Самойлович. Фамилию отхватил, только для погрома. И Губский Эдуард Федорович нафталин отряхнул, подагрические суставчики смазал и прискрипел, теперь поучать будут.

– Встретить бы не мешало, – обронил Юдин.

– Мне? – Блеклые глазки Мельника заледенели, кожа на лице словно натянулась, проступили костяшки скул, даже вялый животик подобрался. Комик-болтун исчез, на Юдина смотрел убийца.

– Твоя работа. – Юдин легко поднялся, поправил шелковый платок, который был небрежно повязан вместо галстука, и обаятельно улыбнулся. – А нет настроения, так я, мальчик шустрый и не гордый, сбегаю.

Гоги помягчел лицом, шлепнул губами, рассмеялся, выскочил в коридор и чуть не налетел на Гурова. Мельник не сразу сообразил, с кем столкнулся, схватил за рукав.

– Кто такой? Чего здесь шляешься?

– Ба! Георгий Акимович! Здравствуйте, какими судьбами? – Гуров мягко отстранил руку Мельника. – Гостей встречаете? Там Эдуард Федорович и Анатолий Самойлович прибыли…

– А, это ты… – Гоги понял, кого остановил, и, хотя Гурова видел впервые, кивнул, как старому знакомому. – Привет. Я в шестом. Заходи, потолкуем.

– Спасибо.

Мельник махнул рукой и скатился по ковровой лестнице на первый этаж.

Гуров зашел в чистенькое, оформленное под русскую избушку кафе, стены которого были декорированы под дерево, а столы и скамейки сколочены из натуральной, идеально отструганной сосны. Светильники изображали слегка прикопченные керосиновые лампы, окна зашторены льном с алыми петухами, пол посыпан свежими опилками. Пахло чистотой и уютом. На Руси богатые издавна тяготели к простому люду и были театрально искренни, и в эту свою искренность по-детски верили. Сыщик оценил и веру, и краснощекую девицу в сарафане, которая встретила его поясным поклоном, одарила улыбкой.

– Меня Настя зовут. – Девица хихикнула. – Чего барин изволит?

– А чего не жалко, барышня?

– С икоркой нынче перебои, но балычок имеем, яишенку фирменную с зеленью рекомендуем, кофе заморский.

– Яишенку и кофе. – Гуров сел в угол, лицом к двери, оглядел номенклатурную «избушку», кому-то ведь она должна официально принадлежать. Хотя какое это имеет значение?

Информация оказалась правильной, авторитеты прибыли вовремя. Интересно было бы определить, какова сегодня их действительная власть, без преувеличения. У преступников, как и у официальных властей, нет единства – грызутся. Депутаты направляют запросы, создают комиссии, требуют отставки, эти действуют проще: жгут, убивают. А людей охватили апатия, страх, они озлобились, не хотят работать, никому не верят. Чем может помочь милиция? В частности, он, сыщик уголовного розыска? Практически ничем. Муравей. В каждом человеке заключена Вселенная… Слова. Перед тобой поставлена задача, давай, мент, работай и кончай философствовать.

Гуров начал себя пришпоривать, накручивать, но злость, которая в его работе необходима, не появлялась. Он сидел холодный, ленивый и равнодушный, жевал фирменную яишенку, пил заморский кофе, мысли путались, и приводить их в порядок не находилось ни сил, ни желания. Раньше все было проще: он видел жертву, безумную мать или жену, осиротевших ребенка или старика и понимал свою необходимость, свою обязанность защитить закон, по которому за каждое преступление должно последовать наказание. И пусть не всегда это удавалось, однако он боролся с конкретным преступником, который пробуждал злость, порой ненависть, и они являлись топливом, питали энергией, заставляли действовать. А что сделали эти люди? Пустые прилавки, вагоны с продовольствием, неделями простаивающие на запасных путях, переполненные злобой очереди. Кто виноват? Чистая, пропитанная сытостью и покоем избушка, льняные занавесочки с алыми петухами, розовощекая девица, выученная говорить на российском языке. Так ведь построили райский уголок не авторитеты, они лишь захватили и используют. Нет у сыщика злости на таких преступников, ничего с этим он поделать не может, а нет злости, нет и сил.

«Будешь философствовать, не сумеешь собраться, пришлепнут», – урезонивал себя сыщик. И, будто подслушав его мысли, в избушку вошли двое охранников, крепкие ребята с округленными литыми фигурами, сытыми равнодушными лицами.

– Мир дому! – сказал один из них, мазнув по Гурову взглядом, и занял столик у окна.

– Настя, рабочий класс прибыл! – громко объявил второй, усаживаясь рядом с напарником. – Тащи горшки и чего-нибудь покрепче чая!

Они были похожи: оба русопятые, ладные и опасные. Один чуть повыше – Гуров без труда определил, что он в паре за старшего, и про себя окрестил его Большим, а второго – Маленьким. Сыщик попытался определить, где у них оружие, но не определил, свободные джинсовые куртки предусмотрительно расстегнуты.