Меньшее зло - [46]

Глава 21 Затейники

«Старики молчаливы, и разве глаза

Скажут слово-другое за них.

Пусть богаты они — все равно бедняки,

Даже сердце одно на двоих».

Жак Брель

Ради этого гостя Старик совершил беспрецедентный шаг: выбрался из-за письменного стола и пересел на кожаный диван, указав место рядом с собой. Теперь они сидели рядом, вежливо улыбаясь друг другу, и удивительно было, насколько они похожи — облысевшие, сморщенные, с коричневыми пигментными пятнами на дрожащих от старости руках.

Говорить они собирались по-русски, потому что ни одного иностранного языка хозяин кабинета не знал. Или прикидывался, что не знает. Если не считать нескольких немецких слов, усвоенных много десятков лет назад в независимой ныне Белоруссии, перед самым началом операции «Багратион».

А гость в то самое время плёл прочную паутину в Бирме, улавливая по всему юго-востоку пригодных для агентурной работы человеков — смуглых, смышлёных, невероятно подвижных, ничего на свете не боящихся и ни во что не верящих. Потому что настоящий разведчик единственно и может верить в успех собственной миссии, а остальное — от лукавого.

Уже очень много лет эти старые люди догадывались о существовании друг друга — по неуловимым для других признакам: по неожиданно обнаруженной пустоте там, где должна была скрываться ни о чём не подозревающая добыча, по обманным ходам и искусно заброшенной дезинформации, по политическим союзам, потрясающим воображение нелепостью и невозможностью, по внезапно вспыхивающей вражде между естественными союзниками.

Для каждого из них длившийся десятилетиями поединок был фехтованием с собственной тенью, такой же гибкой и так же владеющей смертоносной наукой шпаги и кинжала, как и тело, отбрасывающее тень.

Впервые они встретились лицом к лицу на берегу Средиземного моря, на острове, где когда-то император Павел, преклонив колена, принял из рук магистра разлапистый крест рыцаря Ордена. На горизонте маячил корабль, на котором американский президент Рональд Рейган договаривался о новых правилах мирового устройства с советским генсеком Михаилом Горбачёвым.

Старик тогда сидел на веранде в плетёном кресле, с пледом на худых коленях, и с горечью думал, что в третий раз за долгую жизнь вплотную приближается к заветной цели, и снова она ускользает. Как в тридцать девятом, а потом — в дни Карибского кризиса.

В первый раз он был ещё молод и неопытен, а решения принимались другими людьми, считавшими, что могут перехитрить любого и не понимавшими всей силы коварства противника.

Во второй раз ненавидимый им тупой армейский генералитет навязал свою волю высшему руководству страны и поставил мир на грань ядерной катастрофы.

Старик терпеливо ждал и опять, судя по всему, не дождался. Потому что единственно верная идея построения мирового порядка была совершенно чужда тому, кто в эти самые минуты сдавал американцам одну позицию за другой, игнорируя любые, даже самые весомые, доводы.

«Надо менять, — с горечью подумал Старик. — Придётся менять. А ведь как хорошо начинал… Уже сейчас следует задуматься о том, кто станет следующим. Возможно, что тот, из Свердловска… Елкин? Ельцов?»

По каменному полу что-то протащили, заскрипело старое дерево.

— Я знаю, о чём вы думаете, — прозвучало по-русски, но с сильным акцентом. — Можете называть меня Хорэсом. Кажется, именно так я обозначался в ваших агентурных сведениях. Кстати. Вас ведь не обидит, если я буду называть вас Тимуром? Здравствуйте, Тимур.

— Здравствуйте, Хорэс, — сказал Старик, не оборачиваясь. — Я так и думал, что вы должны быть где-то неподалёку. Торжествуете?

— Нет. Не торжествую. Я был бы огорчён, не ощущая вашего постоянного присутствия, Тимур. Разрешите небольшой комплимент? Хотя это не в моих правилах, да и не в ваших…

— Зачем?

— Вы предположили, что я торжествую. Хочу ответить.

— Это не обязательно.

— Все равно отвечу. В сорок третьем я был на отдыхе… В одном городе. Знаете в каком?

— Несомненно.

— Так вот. Тогда в Тегеране ваш лидер рассуждал о личных особенностях мистера Черчилля и сделал весьма глубокое замечание. В кругу близких людей. Черчилль, сказал ваш лидер, серьёзный человек, он умеет ждать. Меня тогда поразили эти слова. Они свидетельствовали о глубоком понимании специфики нашей с вами работы, мистер Тимур, в которой господин Сталин никак не мог профессионально разбираться. Если исключить сказки о его сотрудничестве с секретными службами царского правительства. Я много лет внимательно слежу за вашей работой. Убеждён, что вы тоже умеете ждать. Именно поэтому торжествовать я не могу. Так как прекрасно понимаю, что уже сейчас вы имеете в голове план последующих действий. Да?

— Вам нужно моё подтверждение?

— Нет. Просто хотел засвидетельствовать вам неизменное уважение. Все эти годы мне было чрезвычайно приятно и поучительно работать с вами. Вернее, против вас. Впрочем, это одно и то же.

Снова заскрипело дерево. Старик повернул голову, увидел пустое кресло-качалку и удаляющуюся в темноту сгорбленную фигуру, которую поддерживала под руку невысокая женщина.

И вот теперь этот же человек, которого Старик знал исключительно как Хорэса, прибыв в Москву с сугубо частной туристической целью, но одновременно с президентом Соединённых Штатов Бушем, по странным каналам вышел на давнего противника и единомышленника. Предложил встретиться, старательно выговаривая по телефону русские слова. Приехал на Ленинский проспект, оставил в прихожей смешную зелёную шляпу с узкими полями, более похожую на ночную посудину, сел на продавленный диван, не снимая с груди фотоаппарат, неизменную принадлежность любознательного иностранного туриста, оскалился ослепительной фарфоровой улыбкой и приготовился задавать вопросы.