Мене, текел, фарес - [19]

          — Дельно, — согласился отец Петр.

          — Конференцию бы устроить, корреспондентов пригласить, — вставил Урфин Джус. — Надо, чтобы прогремело.

          — Прогремит, прогремит, — пообещал отец Петр

          — Ухнет и разорвется, — в восторге подхватил Гриша. — Пойдут клочки по закоулочкам.

          Все облегченно вздохнули, как только ему удалось закончить фразу: многословие в его случае томило и даже ранило.

          — А что ваш муж — может, он подпишет? — мягко спросил Анну отец Пётр. — Стрельбицкий — это имя.

          — Стрельбицкий? Это какой? Неужели Май? — вскинулась журналистка.

          — Стрельбицкий — это марка, — кивнула Зоя Олеговна, врач-психитатр.

          Словом, что-то здесь готовилось, помимо вечери любви, что-то происходило, какая-то борьба, какая-то акция, а мы с Анной пока еще ничего не поняли.

          — Вы не знаете, нас гонят, нас притесняют. Мы восстанавливали Рождественский монастырь, а теперь его решили отдать другим! — разгадав наше недоумение, пыталась нам что-то объяснить Зоя Олеговна.

          — Говорят, какого-то махрового ортодокса сюда назначили из Тьмутаракани, красного попа, — сжимая плотненький кулачок, обиженно проговорила журналистка.

          — Но мы не сдадимся! — крикнул Гриша и заходил ходуном от речевых усилий. — Мы будем бороться! Мы будем реагировать релевантно! Мы ему такой прием окажем, что лучше бы ему не родиться!

          — Вот, общественное мнение возбуждаем. Эти ведь закосневшие, а мы хотим реформ, за это на нас и гонения, — присоединился журналист.

          — Похоже, мы попали к ним на летучку, — шепнула мне Анна. — А теперь они хотят отправить нас на театр военных действий. Во главе со Стрельбицким.

          — Вы люди умные, интеллигентные, надеюсь, все станет вам понятно по ходу дела, — спокойно заметил нам отец Петр.

          Меж тем гости пребывали. На сей раз двери распахнулись, и в них показался главный редактор Грушин. Обычно надменный, чванливый, сейчас он держался просительно и растеряно:

          — Так боялся опоздать на столь важное священнодействие!

          — Поздравляю вас с предстоящим вступлением в нашу общину, — поприветствовал его отец Петр. — Вы сегодня причастились у нас святых Христовых Тайн, а сейчас вы примете участие в восполняющей таинство трапезе любви. И вот — вы один из нас.

          И тут Грушин увидел меня и Анну. Изумление изобразилось на его холеном лице:

          — Как, и вы с нами? И Стрельбицкий! Ну вот сюрприз так сюрприз!

          — Мы сами по себе, — дернулась вдруг Анна, поджав губки. — Просто сидим и смотрим. А что вам Стрельбицкий? Он все равно никогда не подписывает коллективных писем!

          — Письмо может быть индивидуальным, — пожал плечами Векселев.

          — Вот, прошу принять от меня заявление, — сказал Грушин, доставая из дипломата большой белый лист. — Прошу присоединить меня к полным членам святой Христовой Церкви в лоне Рождественского братства, состоящего под водительством иерея Петра Лаврищева. Так? Подпись. Дата. А что — и сам Михал Михалыч будет? Культурнейший человек.

          — Один из основателей нашего братства, — кивнул отец Петр. — Только что прилетел из Бостона и сразу к нам. Академик Рачковский, слышали? — обратился он к нам с Анной.

          — Здесь собирается цвет нашей интеллигенции, — вставила журналистка. — Самая, так сказать, элита.

          — Духовная элита, — поправила ее врач-психиатр. — Элита элит. Ну что мы без нашей духовности, так ведь? А над чем сейчас работает Стрельбицкий, можно поинтересоваться?

          — Стрельбицкий сейчас не работает ни над чем, — сухо ответила Анна.

          Ей уже все здесь не очень-то нравилось, она терпеть не могла возбужденного духа общественной активности, она ерзала, ей хотелось уйти, но все же ее удерживала здесь надежда, что худо-бедно, а Стрельбицкого этот начальник общины все-таки покрестит.

          — А что ж он делает? — спросил Гриша. — Как же он себя позиционирует?

          — Да никак. Ест, спит, дышит, — отрезала Анна.

          — Расскажите же о вашей общине, отец Петр, — попросила я, испытывая некоторую неловкость за раздраженный тон Анны, а кроме того — желая удовлетворить любопытство своего духовника.

          — Весь наш приход, — с готовностью откликнулся отец Петр, — разбит на десятки. Во главе каждой «десятки» стоит пресвитер-харизматик. То есть канонически рукоположенный пресвитер у нас только один, ваш покорный слуга, но таких десяток у нас уже — сорок две, есть и в других епархиях открытые нами филиалы нашей общины… Понимаете, мы исходим из того, что община — это уже не часть целого, а сама являет собою это церковное целое, то есть она представляет собой уже не отдельный приход, а воистину Поместную Церковь во всей ее полноте. Исходя из этого, мы, уповая на харизматичность истинных рукоположений, позволяем себе как предстоятелю этой Церкви совершать хиротонию и поставлять своих пресвитеров. Ибо в любом случае ее единственным Главой является Сам Бог во Христе через дар и дары Святого Духа. А Дух дышит, где хочет, — мягко завершил он.