Мендель - [98]

Потом в разбивку шли «торговцы семенами», «зерном», «зеленью», «специями», «скотом».

Новые графы: «настоящие люди»: Ganzmann (цельный человек), Immermann (постоянный человек), «толстяки»: Dickmann, Speckmann (свиное сало), «крикуны» — Ohmann (кричащий «О»), Aumann (кричащий «Ау»), «лентяи», «церковные люди» и «веселые люди» — ив каждом столбце, не так, как в пересказе, — десятки фамилий.

В других столбцах те же фамилии перегруппированы.

Рихтер споткнулся на графе «веселые люди». Он попытался найти смысл расчетов и запутался. У него мелькнула мысль: «Не было ли это попыткой докопаться до законов образования фамилий?… Может быть… А скорее всего это просто веселые и одухотворенные игры великого ученого!…»

К этим страницам вернулись в 1965-м.

В журнале «Folia Mendeliana» была опубликована статья врача Олдржиха Фердинанда. В ней впервые задан вопрос: «А не попытка ли это изучить лингвистические явления методами математики?…»

В 1968 году один из советских филологов ознакомился с фотокопиями странных менделевских черновиков. Вот что он написал автору этой книги:

«…Семантическая группировка фамилий (то есть группировка по смысловому сходству) сразу же дала интересные результаты. Второй компонент фамилии, «mann», то есть человек, постоянен.

Биограф Менделя Освальд Рихтер предположил, что весь анализ фамилий был предпринят с единственной целью — для увеселения общества, так как в списках Менделя — множество «веселых фамилий». О. Рихтер, очевидно, не заметил, что фамилии, восходящие к прозвищам, весьма характерны для немецкого ономастикона, и Мендель, как объективный исследователь, не мог пройти мимо этого.

Стремясь обнаружить формальные законы происхождения фамильных имен, Мендель производит сложные подсчеты, в которых учитывает количество гласных и согласных в немецком языке, общее число рассматриваемых им слов, количество фамилий, начинающихся с каждой буквы алфавита, и т.п. Комментарии к этим подсчетам не сохранились, но по тому, с каким постоянством в них появляются одни и те нее цифры, можно предположить, что именно интересовало Менделя.

…Открывал ли Мендель законы комбинаторики гласных и согласных в немецких фамилиях? Ответ на этот вопрос скорее всего утвердительный.

Как и в области генетики, Мендель и в языкознании оказался пионером. В девяностые годы XIX века лишь самые смелые лингвисты заявляли о целесообразности применения математики в лингвистике (но никто ее еще не применял). Никто в то время не занимался систематизацией имен по близости их значений. Лингвистика приблизилась к методам решения задач, предложенных Менделем (таксономия лингвистических объектов и их математический анализ), лишь в самое последнее время… К сожалению, сохранились лишь черновики, лишь подготовительные материалы к работе Менделя. Но если бы сама работа была обнаружена в наши дни, она оказалась бы вполне актуальной — настолько актуальной, что читатель-специалист, не укажи вы автора, с интересом изучал бы ее как очередное и серьезное исследование из области современной лингвистической семантики и математической лингвистики».

Он был верен себе. Он подошел к анализу языковых явлений, как человек точной науки. Сначала в биологию, затем в лингвистику принес статистическо-вероятностный метод. Филологи подошли к применению этого метода только в наши дни и, кстати, стали употреблять даже термины основанной им генетики — «генотип», «фенотип» языка… Как некогда де Фриз, Корренс и Бэтсон, они шли его путем, не ведая, что тропка однажды уже протаптывалась. Такой оказалась судьба почти всех его дел.

…Когда-то венских физиков поразила «собственноручность исполнения», которой веяло от описаний обычных опытов в его экзаменационном реферате: «Если ствол ружья набить железными опилками и соединить с ретортой, в коей…» Всю жизнь до седых волос он не умел и не хотел обуздывать своего любопытства. У него непрерывно чесались руки. Стоило Петтенкоферу опубликовать знаменитое предположение о наличии какой-то связи между эпидемиями холеры и колебаниями в режиме грунтовых вод, как Мендель включил замеры уровня грунтовых вод в число постоянных своих наблюдений на целых семнадцать лет — с 1865-го по 1882-й!… Гипотеза не оправдывалась, а он продолжал наблюдать, ибо в этой сфере были свои интереснейшие вопросы. Он не опубликовал ни строчки, итоги потом суммировал Лизнар. Точные данные его пригодились тем, кому было нужно знать водный режим брненской почвы. Втуне ничто не пропадает.

…До самого конца он не хотел отказываться от того, что составляло ощущение жизни.

Фактически он был отстранен от всех дел, но в монастыре не бывает двух настоятелей, двух прелатов. Ведь «praelatus» значит «предпочтенный», а предпочесть всем остальным можно только одного. И потому, как ни был он болен, он считал, что обязан сам вести торжественные церемонии, например церемонию пострига. Впрочем, это было еще и политикой.

1 октября 1883 года монастырь принимает нового послушника, брата Баржину. Речь аббата необычна. Он говорит не о боге, а о себе.

«Если мне и приходилось переживать горькие часы, то я должен признать с благодарностью, что прекрасных, хороших часов выпало гораздо больше. Мои научные труды доставили мне много удовлетворения, и я убежден, что не пройдет много времени — и весь мир признает результаты этих трудов».