Мемуары Ведьмы. Книга первая - [45]

Глава 2

Правда на этот раз на поляне было довольно ветрено, и хорошо различался шум листвы. Мы спустились на землю, и зашли на территорию кладбища. Пройдя вперед, бабушка стала рассматривать деревья, произрастающие вокруг нас. Мы шли не торопясь, и я, забыв про осторожность, принялась жадно обследовать каждую могилу. Заметив это, бабушка взяла меня за руку, и повела за собой. Я не чувствовала на кладбище тревогу или страх. Здесь царила тишина и умиротворение.

Все могилы были абсолютно разные, они притягивали к себе и будто говорили "подойди поближе". Практически все могильные камни были выполнены в форме свода. Силуэт одной был более угловатый и больше похож на треугольник, у другой — практически превращался в полукруг, однако не было ни одного квадратного среза или конического. У многих в верхней части над всеми надписями был изображен глаз. Некоторые могильные камни обрамляли, словно картину обрамляет рама, длинные корни деревьев. Они будто бы вплелись в камень и стали неразлучны, пытаясь навсегда закрыть ту немногую информацию, что была в нем высечена. Одна могила была меньше других и вверху её украшали три луны: растущий месяц, полнолуние и луна убывающая. В ней вроде бы не было ничего особенного, но растения вокруг выглядели совершенно другими, они сильно не соответствовали данной местности. У её подножья красовались Кувшинки и Лилии, с боков всё густо поросло Клевером, а сверху одиночно в зеленой траве выглядывали розоватые Маргаритки и фиолетово-синие Анютины Глазки. Этот могильный камень словно врос в небольшой холм, порождая вокруг себя жизнь. Я долго провожала его взглядом, и самые теплые чувства родились у меня к захороненному там человеку, мне почему-то казалось, что это непременно должна быть молодая и красивая женщина.

Поразительно, как красноречиво многие могилы здесь могли рассказать о себе, без каких либо скульптур, и слов о них из человеческой памяти. Это было действительно самой настоящей магией — показать себя после смерти: кем ты был, что излучал, как выглядел, при этом не оставив своего портрета на поверхности мрамора и не увековечив ни единого мемориального слова.

Повинуясь бабушкиным шагам, я всё ещё не могла оторвать глаз от этого странно притягательного места. Слева около очередной могилы, я увидела маленький холмик с миниатюрной статуей. Кто-то похоронил рядом с собой свою кошку, и это было самое милое захоронение, которое я когда-либо видела в своей жизни. Совершенно реалистичная статуя изящной кошки сидела и облизывала свою лапу.

Не могли остаться незамеченными и те немногие надписи на могилах, которые были поистине уникальны и не ассоциировались абсолютно ни с чем. Стоит отметить, что интереса к бабушкиной колдовской книге у меня пока что не появилось, и я совершенно не владела этим странным языком. Но здесь и сейчас, понимая всю важность и масштабность данного тайного знания, я впервые ощутила желание обучиться ему.

Было очень непривычно не увидеть здесь ни единого креста, что являлось такой неотъемлемой частью любого кладбища, на которых мне приходилось бывать в своей жизни. Я повернулась к бабушке и тихо спросила:

— Кто они все?

— Кто? — рефлекторно переспросила она.

— Все эти люди, кто здесь похоронены, кто они?

— Они все колдуны.

От этих слов мне снова стало не по себе. Я принялась ещё больше вглядываться в колдовской язык, в надежде разобрать степень опасности каждого из этих колдунов. Тем временем бабушка меня вела к определённому месту, и когда я подняла глаза, то увидела слегка пожелтевший Орешник впереди нас. Понимая весь смысл его, я спокойно спросила:

— Он тут один?

— Похоже, один, больше Орешника я здесь не заметила, — утвердительно ответила она.

Мы склонились над могилой, расположенной прямо под этим деревом. Бабушка захотела перерисовать символы с нее, чтоб детально изучить их дома, и мне было велено достать бумагу и кусочек угля. Отмечу, что часто в заколдованных местах не пишут шариковые ручки и даже простые графитовые карандаши. Но мел и уголь пишут всегда, поэтому для записей на бумаге, отправляясь на мистическое дело, я всегда складывала в свою матерчатую сумку карандаш угольный, а для надписей на предметах — меловой. Внимательно переписывая знаки с надгробной плиты, бабушка пыталась повторить мельчайшие нюансы утонченного письма. Буквы, высеченные в камне, выглядели совершенно одинакового размера. В надписи невозможно было различить ни заглавных букв, ни знаков препинания, и даже пробелов, разделяющих слова, тоже не было.

Я смотрела по сторонам и по-детски старалась найти еще хотя бы одну могилку кошки. Мельком я взглянула на то, что переписывалось с камня, и, с удивлением поняла, что надписи сильно разняться. Бабушка пристально смотрела на могильную плиту, пытаясь повторить знак, и выводила на листке совершенно другой. Остановив ее, я объяснила своё видение. На что бабушка отдала мне лист и попросила переписать знаки своей рукой. С мастерством каллиграфа, я принялась переписывать буквы с плиты на чистый лист. Она с немалым интересом следила за мной, а когда я закончила, взяла листок в руки и заключила, что теперь она может это прочитать. По какой-то причине надписи не открывались ей, но, по еще более непонятной причине, они открылись мне.