Мемуары - [38]

Философские идеи, проникшие, как я уже указывал, в партию тщеславного духовенства, побудили нескольких епископов, пользовавшихся большим авторитетом, требовать у королевского совета постановления, вынесенного затем в 1766 году, на основании которого король создал комиссию для преобразования некоторых монашеских орденов. Реформа, хотя бы частичная, но проводимая в согласии с идеями эпохи, обязательно должна была привести к общему наступлению на эти знаменитые корпорации. Как только удалось бы рассеять их ученое ополчение, стало бы легче подступить к зданию церкви, которая, лишившись всего, что составляло ее душу и силу, не могла бы долго защищаться, сохраняя лишь одни внешние религиозные обряды.

Во главе этой комиссии стоял в 1775 году архиепископ тулузский Бриенн, искавший опоры в новых идеях. Монашеские ордены св. Креста, Великой Горы, камальдольцев, сервитов и целестинцев были уничтожены. Той же судьбе подвергся орден св. Руфа. В донесениях членов комиссии, вызвавших это уничтожение орденов, и в постановлениях, которые его утверждали, говорилось с сожалением об этой крайней мере, но ее считали тогда необходимой для укрепления повиновения в церкви и для предупреждения падения нравов и в тех орденах, на сохранение которых еще можно было надеяться.

Я весьма далек от мысли, что епископы, выдвинувшие проект такой постоянной комиссии, понимали всю опасность, которую она могла представить для духовенства. Они, конечно, думали, что будут властны управлять ее мероприятиями и остановить их проведение. Но в религиозных вопросах уже не было возврата. Каждый день появлялся новый памфлет, то а злоупотреблениях в одном ордене, то о бесполезности другого, и я не помню, чтобы на протяжении двадцати лет, предшествовавших французской революции, хоть одно талантливое перо защитило монашеские ордена. Даже историки не смели больше утверждать, что именно эти учреждения придали великой европейской цивилизации тот особый характер, который составляет ее величайшее отличие от всех других. Мне часто приходило на ум, что безбрачие священников воспрепятствовало установлению кастового духа в Европе; ведь достаточно заглянуть в историю, чтобы заметить, что именно этот дух стремился остановить успехи цивилизации. Бональд мог бы почерпнуть здесь материал для рассуждения, вполне согласного с его собственными взглядами.

Эпоха, к которой я подхожу, отличалась тем, что все желали выдвинуться талантами, проявленными вне своей основной профессии. При учреждении провинциальных собраний(12) общественное внимание могло быть привлечено личностью тех, кто должен был председательствовать в них. Неккер, который всегда боялся упреков за свой кальвинизм, думал обезопасить себя от этого привлечением к делам управления епископов, обладавших некоторым талантом. Таким образом, по истечении нескольких лет во главе местного управления всех провинций оказались наиболее выдающиеся из их епископов.

Не удивительно ли, что духовенство, к которому принадлежало, с одной стороны, несколько очень благочестивых людей, с другой - очень хорошие администраторы и, наконец, светские люди, которые подобно архиепископу нарбонскому ставили себе в заслугу пренебрежение требуемыми их званием внешними формами ради сохранения обычных для дворянина условий жизни (*Диллон, архиепископ нарбонский, имел поместье близ Суассона, где он проводил шесть месяцев в году на охоте. Это поместье называлось "Высокий фонтан". Примечание Талейрана.); не удивительно ли, говорю я, что духовенство, состоявшее из столь разнородных элементов, все же сохраняло единый дух? Но тем не менее это подтверждается одним обстоятельством, которое я едва ли признал бы достоверным, если бы не был его свидетелем. Через несколько дней после созыва Генеральных штатов я был с важнейшими представителями духовенства в Версале на совещании у кардинала Рошфуко. Архиепископ арльский Дюло серьезно предложил воспользоваться столь благоприятным случаем,- это были его слова,- чтобы заставить народ заплатить долги духовенства. Это предложение, как и предложение Темина, склонившего духовенство просить созыва Генеральных штатов, не встретило никаких возражений. Архиепископу арльскому, осведомленности которого очень доверяли, поручили выбрать момент, подходящий для внесения этого предложения в Генеральные штаты. Потребовались несколько месяцев и все происшедшие за этот период события, чтобы Буажелену, архиепископу эскому, со всем его здравомыслием удалось убедить духовенство не только отказаться от этого нелепого предложения, но и пойти на значительные жертвы для покрытия того знаменитого дефицита, который служил предлогом для всех выступлений этого года. Правда, было уже слишком поздно, предлог был забыт, да в нем не было и нужды, с тех пор как Генеральные штаты превратились в Национальное собрание.

Я замечаю сам, что, говоря о духовенстве, я не придерживаюсь последовательности событий, но к этому я оказываюсь вынужденным. Изложение вопроса по годам делает его нередко неясным и всегда неинтересным. Я предпочитаю ради ясности изображать в совокупности все то, что естественно относится к обсуждаемому предмету. Кроме того, это гораздо удобнее, а когда не претендуешь написать большой труд, то можно освободить себя от лишних стеснений. Кардинал ла Рош-Аймон, назначивший меня промотором(13) собрания 1775 года, дал мне случай выдвинуться, и с этого момента мне предназначили должность генерального агента(14) духовенства.