Мемуары Михала Клеофаса Огинского. Том 1 - [33]
В качестве ответа на эту ноту сейм поручил князю Чарторыйскому отправиться посредником в Дрезден, чтобы начать вместе с Малаховским переговоры с министрами Его Высочества.
Чтобы более не останавливаться на этих переговорах, продлившихся несколько месяцев, я сообщаю сразу об их результатах и помещаю здесь ответ саксонского кандидата, хотя он был дан гораздо позднее, а именно в апреле 1792 года.
«Его выборное высочество примет сделанное ему предложение только на следующих условиях: 1. при наличии согласия дворов соседних государств и уверенности в том, что они не воспротивятся тому порядку наследования короны Польши, который обозначен новой конституцией; 2. в эту конституцию должны быть внесены изменения, которые могут оказаться необходимыми для определения полномочий властей, для предупреждения волнений и соперничества между ними, что нарушило бы субординацию и помешало бы управлению страной; 3. формула клятвы верности, приносимой войсками, должна быть изменена: вместо клятвы верности нации (это слово слишком неопределенно и может обозначать все, что может быть угодно доминирующей группе) эта клятва должна быть принесена королю и Речи Посполитой; 4. король должен иметь право санкционировать законы и исключительное право объявления войны; 5. воспитание наследного принца должно быть исключительно и полностью доверено королю и, при его отсутствии, королеве-матери или его ближайшим родственникам, в случае ее смерти, но не какой-либо комиссии, которая, будучи чуждой принципам отцовства, может сверх того испытывать большие трудности в периоды интриг и борьбы групповых интересов; 6. право наследования должно принадлежать только представителям саксонского дома, за исключением принцесс; 7. Речь Посполитая должна признать все данные пункты как обязательные условия, необходимые для получения согласия Его выборного высочества».
Все условия, выдвинутые саксонским кандидатом относительно изменений в новой конституции, какими бы разумными они ни были, не могли быть выполнены по причине первого условия – согласия соседних государств на все положения конституции 3 мая, так как Россия уже высказала открыто свое неодобрение, и было очевидно, что саксонский кандидат старался избежать ее неодобрения. Впрочем, этот ультиматум дрезденского двора, после столь длительных переговоров с ним, был вручен уже в то время, когда русские армии были готовы перейти границы Польши.
Глава VII
Задержавшись в Варшаве на гораздо большее время, чем я предполагал, я не мог более откладывать свой отъезд в Белую Русь.
Я направился прямо в Могилев. Всемогущий в то время генерал-губернатор Пассек принял меня самым изысканным образом, так как получил благосклонное письмо обо мне от короля Польши. Менее чем за три недели я закончил свои дела и уже собирался отправляться обратно в Варшаву, когда несколькими курьерами было доставлено известие о том, что князь Потемкин посетит Могилев проездом в штаб-квартиру русской армии в Яссах. Любопытство и желание познакомиться с этим необыкновенным человеком заставили меня задержаться. Настоятельные уговоры генерал-губернатора Пассека также убедили меня отложить свой отъезд.
Накануне приезда князя все вокруг на расстоянии более 50 лье пришло в движение. Звонили во все колокола, гремели залпы орудий. Многочисленные кареты князя и его свиты, а также его военный эскорт поднимали тучи пыли в окрестностях города – все это возвещало о прибытии лица, которого ожидали не столько с нетерпением, сколько со страхом и беспокойством. Толпа правительственных чиновников, дворянство, прибывшее из самых отдаленных провинций, дамы в лучших туалетах, ожидавшие здесь с утра, чтобы увидеть могущественного человека, заставлявшего трепетать всю Россию, – одним словом, все собравшиеся в правительственном дворце бросились вниз по лестнице, чтобы увидеть, как князь выходит из кареты. Он вышел – в просторном летнем халате, совершенно запыленном, и прошел сквозь толпу придворных, никого не приветствуя и даже не удостоив взглядом.
Хотя я никогда ранее его не видел, я составил себе довольно верное представление по тому, что слышал о нем, и, соответственно, был убежден в том, что он в глубине души презирал тех, кто из страха или преувеличенного почтения низко склонялся перед ним. Потому я решил не предпринимать никаких шагов, которые могли бы составить у него неблагоприятное мнение обо мне.
Я не был российским подданным, и тем меньше причин было у меня льстить ему. С первого же взгляда я заметил, что он выделил меня из прочих и что моя сдержанность его поразила. Не спускаясь с лестницы, я ждал его в апартаментах вместе с двумя вновь прибывшими иностранцами. Он спросил у Пассека, кто я такой, вежливо приветствовал меня, а через четверть часа его адъютант полковник Баур пришел пригласить меня отобедать с князем.
Вернувшись к себе, я располагал несколькими часами до назначенного обеда и стал размышлять об этой редкой случайности, которая давала мне возможность увидеть сблизи необыкновенного и странного человека, который привлекал к себе внимание всей Европы.
Повсеместно ходили слухи, что он мог претендовать на корону Польши. Его сторонники даже не скрывали этого и старались приобрести ему друзей, точнее – оплаченных приверженцев. Я знал, что этот человек, баловень судьбы, не имел серьезного образования и воспитания, но имел очень верный взгляд на все, а его такт и гений изумляли всех, кто к нему приближался. Он мог поставить меня в затруднение расспросами о варшавском сейме и своими замечаниями о новом состоянии дел в Польше. Поскольку ни бояться, ни надеяться со стороны Потемкина мне было не на что, я решил честно отвечать на все его вопросы, и мне это удалось.
Впервые читатель получил возможность ознакомиться на русском языке с мемуарами Михала Клеофаса Огинского, опубликованными в Париже в 1826–1827 годах.Издание уникально тем, что оно вписывает новые страницы в историю белорусского, польского, литовского народов. Воспоминания выдающегося политика, дипломата и музыканта М. К. Огинского приоткрывают завесу времени и вносят новые штрихи в картину драматических событий истории Речи Посполитой конца XVIII века и ситуации на белорусских, польских, литовских землях в начале XIX века.
Авторы обратились к личности экс-президента Ирака Саддама Хусейна не случайно. Подобно другому видному деятелю арабского мира — египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру, он бросил вызов Соединенным Штатам. Но если Насер — это уже история, хотя и близкая, то Хусейн — неотъемлемая фигура современной политической истории, один из стратегов XX века. Перед читателем Саддам предстанет как человек, стремящийся к власти, находящийся на вершине власти и потерявший её. Вы узнаете о неизвестных и малоизвестных моментах его биографии, о методах руководства, характере, личной жизни.
Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.
Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.