Мемуары - [2]
В низовье реки Дунай базировалась Дунайская речная флотилия. Совместно с пограничниками, они не позволили фашистским войскам ни в одном месте форсировать Дунай. И только тогда, когда немецкие дивизии прорвали оборону Красной Армии в верхней части Дуная и стали заходить с тыла, окружая моряков и пограничников, Дунайская флотилия и немногочисленные погранотряды, по приказу командования, покинули удерживаемые рубежи.
Нашему отряду было приказано возвращаться в свою базу. На переходе мы зашли в Днепровский лиман, заправились горючим и снова в путь...
В Очакове нам дали одни сутки отдыха и снова в море. Корабли, входящие в Северо - Западную группу (СЗМОР), приступили к минированию подступов к Одесскому порту. Наш отряд отправили прикрывать с моря корабли постановщики мин от нападения подводных лодок врага.
На торпедных катерах не имелись акустические аппараты, и обнаружить перископ подводной лодки ночью почти невозможно.
Перед заходом солнца наш отряд, состоящий из шести катеров, стремительно полным ходом шёл к месту расположения, вокруг района, в котором намечена постановка мин.
На траверзе Сычавки в небе увидели девятку бомбардировщиков, летящих встречным курсом, плотным строем на высоте 800 метров. Было приятно любоваться таким сложенным полётом самолётов и отблеском отражающихся солнечных лучей заходящего солнца от крыльев.
Я принял самолёты за свои, и прокричал в ухо командиру катера, старшему лейтенанту Рыбакову, об увиденных мной летящих самолётах.
Мы стремительно сближались, и тут я вижу, как от самолётов стали отделяться какие-то светлячки, а вокруг катера на воде выросли струи фонтанчиков от ударяющихся пуль.
Командир катера выстрелил зелёную ракету, и катера мгновенно разошлись на три направления. Одно звено из двух катеров резко ушло вправо от прежнего курса. Второе звено так - же резко уклонилось от курса влево, и только первое звено продолжало идти прежним курсом.
Сигнал: ''Зелёная ракета!'' заранее был известен всем командирам торпедных катеров, как приказание следовать самостоятельно в заранее определённую точку для несения дозора.
А тем временем старший лейтенант Рыбаков оставил своё место у штурвала катера, стремительно подскочил к пулемёту и открыл огонь по удаляющейся девятке самолётов. Под обстрелом катера находились секунд десять. Пролетев над нами, самолёты не стали возвращаться, а продолжали лететь в направлении Очакова. Видимо, в планы их полёта не входила встреча с катерами, а главной их целью было нанесение бомбового удара по Очакову и Николаеву.
Командир катера приказал радисту сообщить в Очаков о летящих самолётах врага. А мы продолжали идти в район дозора. На ходу мы провели наружный осмотр корпуса катера и не обнаружили никаких повреждений.
Я и мои товарищи после этой первой встречи с вражескими самолётами почувствовали уверенность в правильности высказывания, что не так страшен чёрт, как его малюют.
Как потом нам рассказывали моряки береговой базы, эту девятку самолётов обстреляли зенитчики с острова Березань, и самолёты, отклонившись правее от прежнего курса, направились на зенитные батареи острова Первомайский. Зенитчики сбили два бомбардировщика. А затем их атаковали истребители Очаковского авиаполка, успевшие к моменту приближения самолётов врага подняться в воздух. Так у фашистов не получился внезапный налёт бомбардировщиков на Очаков и Николаев. Своевременное предупреждение катеров и службы ВНОС (воздушного наблюдения и связи) о налёте свели на ноль внезапную атаку вражеских самолётов, и позволило приготовиться нашим зенитчикам и лётчикам к отражению налёта.
Стоя в дозоре, голову не покидали мысли о происходящем. Как это могло случиться, что не знакомые друг с другом сверстники, немецкие и советские парни, встретившись, должны убивать друг друга. И ответ нашёлся сам по себе. Не мы напали на немцев, а они нарушили мирную жизнь наших людей. Значит, наступил такой период в нашей жизни, не раздумывать, а уничтожать пришельцев всеми средствами. Обидно только за немецкий народ, который позволил одному маньяку одурачить всех и толкнуть ринуться на соседнюю страну, с одной целью: убивать, грабить и осваивать завоёванную территорию.
1957 год.
*(Рассказ переведен на болгарский язык и опубликован в газете ''ДИМИТРОВСКА ВАХТА'' в номере 28 от 15 июля 1957 года. - Прим. Юрий Гирченко).
Тендра. Август 1941 г.
В то трудное и трагическое время, в августе 1941 года, я был старшиной 2-й статьи, на должности радио-электрика в экипаже торпедного катера No 175. Наш отряд, в составе 2-й бригады торпедных катеров, оборонял подступы к городу Очаков с моря. Базировались торпедные катера на косе Тендра.
Днём мы сопровождали транспорта и недостроенные боевые корабли, идущие из города Николаев в Севастополь. Обычно конвой состоял из одного или двух морских охотника и двух торпедных катеров, или только из четырёх торпедных катеров.
Конвой отражал налёты авиации противника зенитным огнём из крупнокалиберных пулемётов и пушек, установленных на морских охотниках и торпедных катерах.
Наш ТК No 175 успешно отконвоировал корпус недостроенного крейсера ''Куйбышев'' до порта Черноморска (бывший порт Ах-Мечеть). Там нас сменил конвой из Севастополя, а мы вернулись на Тендру.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Венедикт Ерофеев (1938–1990), автор всем известных произведений «Москва – Петушки», «Записки психопата», «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора» и других, сам становится главным действующим лицом повествования. В последние годы жизни судьба подарила ему, тогда уже неизлечимо больному, встречу с филологом и художником Натальей Шмельковой. Находясь постоянно рядом, она записывала все, что видела и слышала. В итоге получилась уникальная хроника событий, разговоров и самой ауры, которая окружала писателя. Со страниц дневника постоянно слышится афористичная, приправленная добрым юмором речь Венички и звучат голоса его друзей и родных.
Имя этого человека давно стало нарицательным. На протяжении вот уже двух тысячелетий меценатами называют тех людей, которые бескорыстно и щедро помогают талантливым поэтам, писателям, художникам, архитекторам, скульпторам, музыкантам. Благодаря их доброте и заботе создаются гениальные произведения литературы и искусства. Но, говоря о таких людях, мы чаще всего забываем о человеке, давшем им свое имя, — Гае Цильнии Меценате, жившем в Древнем Риме в I веке до н. э. и бывшем соратником императора Октавиана Августа и покровителем величайших римских поэтов Горация, Вергилия, Проперция.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.