Мемуары фрейлины императрицы - [75]

Тенгиз достал бумажку с телефонным номером и показал Лене. Оказалось, что по ошибке он весь вечер набирал номер жены Георгия, которую тоже звали Лена. А у нее были лекции в университете, и она не могла ответить. Ее телефон тоже был записан на листочке бумажки. Так Тенгиз и не сходил в ресторан с Леной Черной. Как я говорю, это меня Бог уберег.

* * * * *

Тенгиз был прекрасным мужем. Как он баловал меня! Если ездил за границу, то всегда безошибочно выбирал для меня одежду и даже обувь и ни разу не ошибся с размером.

Раньше хорошую одежду можно было купить в сельских магазинах. И мы с женами других художников садились в нашу «Волгу» и ехали за город. Там входили в магазин, и, если мне что-то нравилось, скажем халатик, Тенгиз покупал мне сразу несколько штук, всех цветов, которые были.

А мои подруги в это время не могли уговорить своих мужей купить им тоже что-нибудь. «Я же тебе в прошлом месяце покупал халат», – отвечал один из коллег Тенгиза. Тогда жена показывала скупому мужу в мою сторону, и тому ничего не оставалось, как доставать кошелек. Потом он говорил Тенгизу: «Ты портишь наших жен».

Жизнь тогда действительно была непростой. Купить было невозможно почти ничего.

Я отдыхала в санатории в Ликанах. И оказалась за одним столом с министром торговли Грузии. Во время одного из обедов в зал вошла красивая женщина, и друзья обратились к министру: «Смотри, какая красавица! Надо ей обязательно тоже выдать талон на нижнее белье».

Я удивленно посмотрела на министра, и он объяснил: «Сейчас в Грузию пришла партия импортного нижнего белья, и я занимаюсь его распределением».

Я не выдержала: «Если министру торговли больше нечем заняться, то плохи наши дела!» Знакомые удивленно посмотрели на меня, а академик Шота Дзидзигури, который сидел с нами, сказал: «Да, вы настоящая дочь тети Бабошки. Она тоже всегда прямо говорит то, что думает».

Однажды я спросила маму о том, зачем она вернулась из-за границы в советскую Грузию, где всем нам пришлось столкнуться со столькими бедами и проблемами.

Тенгиз, узнав об этом, сказал мне: «Почему ты об этом жалеешь? Ведь иначе мы бы с тобой не встретились!»

И это так. Я на самом деле никогда не жалела о том, что мама с отцом вернулись в Грузию.

* * * * *

ИЗ ДНЕВНИКА БАБО ДАДИАНИ:

«1963 год. Меня долго не выпускали в Париж, боялись, что не вернусь. Но я ответила, что если бы хотела жить за границей, то осталась бы там еще в 1921 году.

И вот я первый раз в Париже. Увиделась после 45-летнего перерыва с мамой. В первый же день пошли на могилу отца, он умер в 1939 году.

В Париже его называли «принцем с тоскливыми глазами». Папа хотел говорить только о Грузии, по которой очень скучал. Он и умер от ностальгии.

На камне было написано по-грузински: «Скажи Грузии, что даже кости помнят о ней».

* * * * *

А я поехала в Париж в 1967 году. Перед тем как получить разрешение на выезд, несколько раз ходила на беседы в КГБ. И каждый раз ловила на себе внимательные взгляды одного молодого человека.

Даже Тенгизу сказала: «По-моему, за мной следят. Может, мне не ездить в Париж?» Но Тенгиз ответил, чтобы я об этом даже не думала.

Не думать было непросто, так как незнакомец словно подкарауливал меня у КГБ. В конце концов он даже пошел следом за мной.

Тут я уже не выдержала и прямо обратилась к нему с вопросом:

– Что вам от меня надо?

– Татули, ты меня не узнаешь? Я Мелор, тот самый, кого вы приютили в Казахстане.

Очень неожиданной оказалась эта встреча. Я никогда бы не узнала Мелора. Оказалось, он приходил в КГБ к своему дяде, который занимал там большой пост.

Про дядю мы знали. Когда мама только вернулась из ссылки, ей сказали, что ее спрашивал какой-то человек в форме КГБ. У них ведь были синие полоски на форме, и легко было узнать, что офицер – из органов.

Мама затряслась от страха. А потом оказалось, что к ней приходил дядя Мелора, чтобы поблагодарить за ту помощь, которую мама оказала мальчику.

Наконец мне дали визу, и я отправилась во Францию. Когда такси проезжало возле трокадеро, я вдруг поймала себя на мысли, что когда-то уже была здесь. Парижские улицы, подъем от Пасси – все это я видела во сне. Так и сказала своим родным.

С каким волнением и радостью обняла бабушку, дядей, тетю Мию.

* * * * *

Как сложилась судьба братьев моей мамы?

У родителей мамы было пятеро детей. Ее мать Нино рано умерла, и через шесть лет после ее смерти Коки Дадиани женился во второй раз.

Его второй жене, Мери Церетели, было всего 18 лет. Кстати, ее родители были категорически против замужества дочери. Ведь ей бы пришлось воспитывать пятерых детей. Но бабушка Мери не послушала родительского совета и вышла замуж за дедушку. И родила ему троих детей.

После того как в Грузию вошла Красная армия, независимость страны пала, большинство членов семьи уехали в Константинополь, а оттуда во Францию.

Покидать Грузию отказался Бондо, сын Коки Дадиани от первого брака, я о нем уже вспоминала.

После освобождения из тюрьмы он работал на ипподроме. И постоянно рассказывал анекдоты, за которые его опять и опять арестовывали.

Другой мамин родной брат – Дмитрий Дадиани. Он в 1942 году был арестован по обвинению в том, что в госпитале слушал радио и, поставив ногу на стул и поправив папаху, якобы заявил: «Ну наконец-то Гитлер приближается к Кавказу!»